Леди полночь (ЛП)

- Тавви плачет, - сказала она. - Какое-то время он молчал, но потом снова стал плакать.

- Спасибо, что сообщила мне. Он поцеловал её в лоб.

- Возвращайся в постель, я разберусь с этим.

Друзилла ушла, а Джулиан зашёл в комнату Тавви, закрывая за собой дверь.

Тавви свернулся калачиком на своей кровати, укрывшись одеялом. Он спал, его тело изогнулось вокруг одной из его подушек, он тяжело дышал. Слёзы бежали по его лицу.

Джулиан присел на кровать и положил свою руку на плечо Тавви. - Октавиан, - позвал он. - Проснись; тебе снится ночной кошмар, проснись.

Тавви резко сел прямо, его каштановые волосы находились в диком беспорядке. Когда мальчик увидел Джулиана, он всхлипнул и обнял своего старшего брата, обвивая его руками за шею.

Джулс обнял Тавви в ответ и стал поглаживать его по спине, мягко задевая его острые позвонки. Он слишком мал, слишком худ, отметило его сознание. Ему пришлось пережить собственную битву, чтобы заставить Тавви есть и спать после событий Тёмной войны.

Он вспомнил, как бежал по улицам Аликанте с Тавви на руках, спотыкаясь на раздробленной мостовой и пытаясь прижимать личико его младшего брата к своему плечу, чтобы он не видел море крови и бесчисленное количество смертей вокруг них. Он думал, что, если они смогут всё это преодолеть так, чтобы Тавви не увидел происходящего, то всё будет в порядке. Он не запомнит. Он не узнает.

Но Тавви каждую неделю просыпался от ночных кошмаров - дрожащий, потный и плачущий. И каждый раз, как это случалось, безрадостное осознание того, что он не спас младшего братишку от этих воспоминаний, вонзалось в Джулиана словно шипы.

Как только Джулиан сел рядом с Тавви и обнял его, учащённое дыхание братишки медленно стало приходить в норму. Джулиан хотел лечь, свернуться калачиком рядом со своим младшим братом и уснуть. Он так сильно нуждался в отдыхе, что чувствовал, как усталость накатывает на него волнами.

Но он не мог уснуть. Он был возбуждён и встревожен. Стрела, попавшая в него, вызвала агонию; но процесс её вытаскивания был гораздо хуже. Он чувствовал тогда, как его кожа разрывается на части, а также момент чистой, какой-то животной паники и уверенности в том, что он умрёт. Что же тогда будет с ними: с Ливви, Таем, Друзиллой, Тавви и Марком?

Затем он услышал голос Эммы, нашептывавшей ему на ухо, её руки на нём, и он понял, что будет жить. Он посмотрел на себя сейчас, след от раны на его рёбрах почти исчез - там было что-то, едва заметная полоска белого поверх его загорелой кожи, но в этом не было ничего страшного. Жизнь Сумеречных охотников была связана со шрамами. Иногда он думал, что они живут только ради их получения.

Неосознанно в его голове возник образ, который он пытался выкинуть из своих мыслей, как только вернулся в Институт: Эмма, сидящая на его коленях, её руки находятся на его плечах. Её бледно-золотистые волосы струятся вокруг её лица.

Он вспомнил, что думая тогда о своей возможной смерти, он надеялся, что по крайней мере умрёт рядом с ней, находящейся так близко, как это только возможно. И настолько близко, насколько разрешено Законом.

Как только Тавви уснул, Джулиан достал Кодекс Сумеречных охотников, взятый им из библиотеки. Эту книгу он просматривал миллион раз, поэтому теперь она всегда открывалась на одной и той же потрёпанной странице, гласившей «Парабатаи».

Постановлено, что те, кто прошёл церемонию парабатаев и навеки связаны друг с другом клятвами перед Саулом и Давидом, перед книгой Руфи и Неоминь, не имеют права вступать друг с другом в брак, заводить детей и не должны испытывать друг к другу какое-либо подобие романтических чувств. Парабатаи могут испытывать друг к другу только братские чувства или же сексуальное влечение.

Наказание за нарушение закона будет на усмотрение Конклава: разрыв связи между парабатаями и отречение их от семей, а если преступные действия будут иметь продолжение, то Конклав вправе лишить преступников рун и исключить из рода нефилимов. Никогда они больше не будут Сумеречными охотниками.

Так постановил Разиэль.

Sed lex, dura lex. Закон суров, но это Закон.