Леди-послушница

Джоселин поник. Что он может сделать? У Юстаса за городом войско, они подчиняются только ему, а у Джоселина даже городского ополчения нет под рукой, все отбыли с шерифом графства. Не на городских же глав ему опираться, когда те, хоть и явились к принцу с самым независимым видом, но сникли и испугались невесть чего, когда тот просто молчал в ответ на их требования не мешать предстоящей ярмарке. И Джоселин понимает их. Есть в глазах этого молчаливого уродливого принца нечто такое, что наводит на мысли об аде и сатане. А уж как он смотрел на бедняжку Милдрэд! И как та была напугана, когда Юстас, будто галантный рыцарь, при всех приник к ее ручке. А потом увлек в свои покои, откуда позже Джоселин слышал рыдания и мольбы. Но сделать что-либо не в его силах… Вот если бы мать Бенедикта не позволила девушке отправиться в замок, если бы Милдрэд все еще была под защитой Церкви, Юстас не смел бы к ней приставать.

Артур вспомнил избитое лицо настоятельницы, ее изувеченную руку, но, сдержав порыв гнева, заговорил нарочито спокойно. Если уж светская власть в Шрусбери робеет перед насильником, то отчего бы не попросить защиты у Церкви? Мать Бенедикта – всего лишь слабая женщина, но аббат Роберт, глава богатейшего монастыря Святых Петра и Павла, имеет влияние в графстве. Почему Джоселин не обратился к нему?

Похоже, подобная мысль не приходила тому в голову. Он оживился.

– Я немедленно отправлюсь к преподобному Роберту Пеннату. Я поведаю ему о происшедшем, и пусть он повлияет на принца. Если это возможно… – добавил Джоселин уже не так решительно.

Но для Артура было главным, чтобы он ушел и не мешал. Балкончик шерифских покоев находился так близко…

Через открытое окно в часовне он увидел, как Джоселин пересек мокрый двор и побежал в сторону конюшен. Настала пора действовать. На влияние аббата Артур мало рассчитывал, особенно после того, что Юстас сделал со столь уважаемой женщиной, как Бенедикта. А вот что сможет поделать его высочество, когда явится тот, кто не боится даже черта и которому помогают сами небеса? Ибо Артур был убежден, что небо на его стороне. Да и тревога за Милдрэд вынуждала торопиться. Поэтому, едва заперев дверь часовни, он сразу же схватил и раскрутил свой крюк, пытаясь зацепить за массивный парапет крошечного балкончика.

Ловкость не подвела юношу. Но когда он справился с первой задачей, перед ним встала вторая: как бы удержать в руках веревку, выпрыгнув в окно и повиснув над двором. Но Артур верил в свою удачу и потому отважно шагнул в пустоту, обвив концом веревки запястье.

Она так и захлестнула руку – он раскачивался над землей, ударяясь о мощную кладку строения, но в конце концов сумел перехватить веревку и подтянуться, а заодно нащупать ногами стену и упереться. Показалось ему или нет, но гроза начала стихать: раскат грома прозвучал где-то в стороне, да и вспышка молнии была уже не столь ослепительна. Но это спасло Артура от опасности быть замеченным кем-то из замка.

Наконец он ухватился за перила, стал подтягиваться на руках и вдруг замер – прямо перед собой, за стеклами двери, он увидел темный мужской силуэт. Похоже, тот стоял лицом к балкону: Артур различил лиловый оттенок его длинного камзола, черное оплечье с откинутым капюшоном, ниспадающие вдоль лица волосы. А вот само лицо мелкие стекла искажали, и Артуру показалось, что на него глядят несколько глаз, несколько носов, раздвоенные губы. Говорили, что Юстас рябой, но сейчас его облик, измельченный и рассеченный изображением, по-настоящему напугал Артура. А еще ему стало очень не по себе при мысли, что Юстас видит его. Однако в помещении за спиной принца горел яркий свет от множества свечей и, отражаясь на гранях мелких стеклышек, не позволял Юстасу разглядеть что-то во мраке перед собой.

– Гроза пошла на убыль, – донесся до Артура низкий голос принца. Потом тот повернулся к застекленной дверце спиной. – Миледи, я достаточно долго ждал. Вы женщина или сосуд со слезами? Ранее вы были более смелой, чем и очаровали меня.

– Тогда я назову свою смелость безрассудством, – раздался приглушенный прерывистый голос Милдрэд.

Артур осторожно вскарабкался на балкон, прильнул к простенку между окном и перилами, замер.

Те двое в комнате разговаривали, и он осмелился заглянуть внутрь. Глубокая ниша каменной кладки, в которой утопала застекленная дверь, почти полностью скрывала его. Зато теперь в дальней части покоя он различил силуэт Милдрэд – огненно-алое с золотым блеском платье, длинные светлые волосы, блик личика над тонкой шеей и открытые плечи. Похоже, она стояла прижавшись спиной к стене, и Юстас приближался к ней, загораживая своим темным силуэтом.

– Вы должны смириться, гордая саксонка. Так же как смирялись ваши соотечественницы, когда норманны завоевывали их. Так было всегда. Теперь же я решил сделать вас своим трофеем. Вы в моих руках, никто и ничто, даже ваши слезы, не остановят меня, ибо я решил сделать вас своей.