Леди-послушница

— Вот и решай! Ты сказал, что надумал жениться? Но учти, если твоей невестой окажусь не я, то новому шерифу будет небезынтересно узнать, кто пробрался в Форгейт в ту ночь, когда исчез его предшественник Фиц Джон. Ведь я ждала тебя тогда, помнишь, милый?

Бледный свет луны освещал ее глаза, сверкавшие, как клинки кинжала. Артур не ожидал от нее подобного. Несчастная, запуганная мужем Кристина! Некогда он жалел ее, сейчас же вдруг подумал: может, резкое обращение Пайна Фиц Джона с женой не всегда было просто грубостью, а только так он и мог укрощать норов супруги?

— Ты не опорочишь свое доброе имя, милая, — в тон ей отозвался Артур. — Зачем тебе бесчестить себя связью с простолюдином, когда вокруг увиваются сквайры и рыцари всего Шропшира? Среди них найдется немало желающих утешить пылкую богатую вдовушку. Но это сердце — он ткнул себя пальцем в грудь, — ты наглухо захлопнула своей настойчивостью. Твои земли и титул для меня ничто, так и знай, а к тебе я больше не прикоснусь. Бесспорно, ты можешь обвинить меня теперь, когда прошло столько времени, но мои друзья подтвердят, что я был с ними в ту ночь. Вот тогда и поглядим, кому эта давнишняя история принесет больше вреда.

— Ты лжец и чудовище! — задохнулась от возмущения вдова.

— Пусть! Но у тебя-то еще осталось твое доброе имя. Береги же его хотя бы ради своего сына. И когда я узнаю, что молодая вдова недолго мерзла в своей одинокой постели, — аминь скажу я от чистого сердца.

Он повернулся и, негромко насвистывая, пошел прочь. Кристина смотрела ему вслед, сжимая и разжимая кулаки.

— Погоди у меня! — прошипела она сквозь сцепленные зубы. — Я найду, как поквитаться с тобой!

Глава 13

При расставании Артур сказал Милдрэд, что уедет на неделю, но постарается вернуться ко дню Святого Иоанна Крестителя[73]. Постарается… А ей хотелось, чтобы его слова были как клятва! Но в Артуре чувствовалась независимость, и Милдрэд не осмелилась настаивать — просто ждала его. И чем бы она ни занималась — молилась ли в часовне, пела канты во время службы, работала над рукописью, — ее не отпускало странное состояние: не то лихорадочное нетерпение, не то опустошающая печаль.

Многие обратили внимание на отстраненное поведение обычно общительной и веселой леди Мареско. А еще все заметили, что настоятельница неожиданно стала куда приветливее со своей родственницей. Ранее преподобная Бенедикта едва замечала девушку, а тут то и дело заходила проверить, как у той идет работа в скриптории, расспрашивала о ее землях и замках, а порой приглашала прогуляться в саду монастыря, и пока иные воспитанницы беспечно бегали и играли в отведенное для отдыха время, настоятельница беседовала с Милдрэд, причем разговоры их непременно сводились к Артуру. Аббатиса сама заговаривала о нем, но Милдрэд внимала каждому слову и жадно слушала, каким сорванцом он был в детстве, какими способностями отличался, выделяясь среди других воспитанников монастыря, как смело отправился в мир, но всегда возвращался в Шрусбери, ибо здесь его ждала не только покровительница Бенедикта: почти все тут знали, любили и радовались его приезду.

Однажды аббатиса спросила у девушки, как долго та намерена пребывать в монастыре Девы Марии.

— Было решено, что я поживу тут, пока мой отец в отъезде. Он отбыл примерно на полгода, и думаю, в начале осени вернется в Англию. Однако прежде ему нужно будет отчитаться перед тамплиерами, а уж потом ехать за мной в Шрусбери.

— Вот как? Я буду рада встретиться с дорогим родичем, — ответила Бенедикта и осторожно спросила: — Думаю, до приезда Эдгара Армстронга вопрос о вашей помолвке с графом Херефордским остается открытым? Да и самому графу сейчас, когда он схлестнулся с Юстасом Блуаским, не до устройства семейных дел.

Упоминание о войне было существенным. Об этом постоянно говорили, к тому же уже сейчас в Шрусбери стекалось немало беженцев из графств, где передвигались огромные армии и солдаты обирали местных жителей. Да и в самом Шрусбери ощущалась подготовка к важным событиям — заготавливались впрок продукты, пополнялись запасы дротиков и стрел, откладывались куски шерстяных одеял и бутыли уксуса на случай пожара. Немногим более десяти лет назад Шрусбери пережил осаду, те события были еще свежи в памяти, и люди жарко молились, чтобы на этот раз все обошлось.

Однако перед самым днем Святого Иоанна, или, по старинке, праздником Середины Лета, эти страхи словно отошли на задний план.

Аббатиса Бенедикта пообещала взять на праздник всех воспитанниц, и вечером в дортуаре царило оживление. Девушки рылись в сундуках, приводили в порядок наряды, умащивали волосы, чтобы затем завить их в локоны. Не имевшая нарядных одежд Аха донимала тех, кто мог с ней поделиться, уверяя, что до принятия пострига ей разрешено франтить и плясать, как и любой из них. А уж плясать джигу она умеет, как никто иной!

— А что это за танец — джига? — спросила Милдрэд. — В наших краях о таком и не слышали.

— Еще бы! — хихикнула Аха. — Станут у вас на болотах плясать джигу. Того и гляди провалишься в топь.