Леди-послушница

«В хорошее время я умудрилась родить, — подумала графиня Анжуйская, которую, впрочем, большинство подданных продолжали величать прежним титулом — императрица. — Шум дождя, ветер, ненастье, громкий рокот прибоя. Даст Бог, никто не различил плача младенца».

Она прислушалась — ребенок уже не кричал, лишь порой попискивал. Императрица даже расслышала, как обмываемый прислужницами малыш чихнул — коротко и тихо, словно котенок. По ее устам невольно скользнула нежная улыбка. Однако она не позволила себе расслабиться.

Старшая из женщин подошла, стала обхаживать госпожу, и той пришлось напрячься, извергая послед. Теперь, кажется, все. Ей стало легче и безумно захотелось спать, но она не могла позволить себе отдыха.

— Дуода, сколько времени осталось до заутрени? Успею ли я хоть немного вздремнуть? О небо, как я устала! А ведь надо еще выстоять службу.

— Христос с вами, госпожа! — Дуода всплеснула руками. — Слыханное ли дело, чтобы сразу после родов…

— Вам не хватит сил, миледи, — поддержала старшую молоденькая прислужница.

— Помолчи, Ивета! Я должна явиться в церковь как ни в чем не бывало, иначе эта крыса-настоятельница что-нибудь заподозрит. Она и так в последнее время глаз с меня не сводит, все твердит, как я пополнела. А вы… Почему затих ребенок?

Она приподнялась на локтях, но когда улыбающаяся Дуода протянула ей туго спеленатого уснувшего младенца, сразу отпрянула.

— Я ведь велела — не показывай! Я не должна… Не смею…

Прислужницы переглянулись. Конечно, их госпожа — сильная женщина, но чтоб даже не поглядеть на свое дитя… своего первенца… пусть и незаконнорожденного.

— Вот что, Дуода, — некоторое время спустя сказала императрица, глядя в низкий свод кельи. Ее бледное лицо выражало решимость, влажные рыжеватые пряди прилипли к вискам. — Вот что, сейчас ты уложишь младенца в корзину и вынесешь через боковую калитку. До порта рукой подать, ты отправишься туда и зафрахтуешь самое быстроходное судно. Заплатишь щедро, не скупись. Велишь доставить тебя в устье Северна и далее по реке поплывешь на север, в графство Шропшир. Там, недалеко от Шрусбери, наймешь проводника, чтобы помог отыскать тебе манор[1] Орнейль. Это где-то на границе с Уэльсом. Там ты незаметно положишь ребенка у порога дома. Проследишь, чтобы его взяли, и уходи.

Она говорила это быстро и твердо — видимо, продумала все заранее, и прервалась только, чтобы выпить воды из протянутой Иветой чаши — после родов ее мучила жажда. Перевела дыхание и продолжила:

— Все это займет у тебя — путь туда и обратно — дней пять, наибольшее — неделю. Ты должна торопиться, так что не скупись, плати не торгуясь, только спеши. В пути ты сможешь покупать молоко для ребенка на фермах. Учти, я не желаю, чтобы с ним что-то случилось, оберегай его! А когда выполнишь поручение и вернешься, я смогу наконец возвратиться к супругу… Будь он трижды проклят!

Она вновь жадно пила воду, а потом, заслышав удары колокола, вздохнула и выругалась сквозь зубы. Пора было отправляться в церковь. О Пречистая Дева, дай ей силы!

Императрица с трудом поднялась. Это была невысокая, ширококостная женщина двадцати шести лет от роду; ее растрепанная каштаново-рыжая коса упала с плеча, лицо казалось бледным, но выразительным, светло-серые глаза смотрели жестко.

— Ивета, помоги мне переодеться в чистое. Все, что в крови, сожги. Пойдешь, девушка, со мной в церковь. Поддержишь, если мне сделается совсем худо.

— Но, миледи, родовая горячка…

— У меня ее не будет! А вот если вызнают, что я родила, тут уж ни наказания, ни позора не избежать. Драгоценный Джеффри Анжу позаботится. Чтоб дьявол живьем сожрал моего супруга!

И столько ненависти было в ее последних словах, что Ивета истово закрестилась, однако под суровым взглядом госпожи взяла себя в руки. Стянув с миледи рубаху, помогла омыться, подала белье, сорочку, теплую монашеского кроя тунику из темной шерсти. Накинула на кое-как заколотые волосы капюшон. Императрица порой морщилась, двигалась неловко и медленно, однако сама же и торопила — не опоздать бы к мессе.

— А ты чего стоишь, как соляной столб?! — зашипела она на Дуоду. — Иди, пока еще не рассвело и есть шанс выйти незамеченной.

Пожилая женщина стояла у порога — уже в дорожном плаще, прижимая к груди корзину с младенцем.

— О, госпожа… неужели вы и не посмотрите на него? Такой ребеночек… Реснички длинные. Поверьте, не часто у младенчиков бывают такие реснички.

— Ступай, тебе говорят! Нет, стой!

Императрица несколько раз вздохнула, словно собираясь с духом, а потом все же приблизилась.

Дуода улыбнулась и осторожным движением приподняла покрывало, показывая маленькое красное личико уснувшего малыша. Жадно и взволнованно императрица глядела на него… Казалось, в этом небольшом свертке из полотна и кружев для нее в этот миг сосредоточилось все мироздание. Она видела выглядывавшие из-под оборки чепчика легкие как пух черные прядки, тугие щечки, крошечный ровный носик и реснички… такие длинные реснички…

— Так похож на своего отца… — пробормотала она, и предательские слезы стали пеленой застилать глаза.