Заканчивался октябрь, и леса, еще недавно сверкавшие багрянцем и золотом, теряли листву. Небо затягивали тяжелые сизые облака, из которых то и дело лили сырые продолжительные дожди. Резко похолодало, дул ветер, дороги совсем превратились в болота, и военные действия поневоле прекратились. К тому же кончался срок службы одних вассалов и требовалось вызывать новых. По общепринятому закону, вассал нес обязанность отслужить у сеньора два месяца в году, но затем возвращался к хозяйству, за счет которого жил и содержал своих людей. Поэтому непросто было убедить их продолжить службу дольше положенного срока, и еще сложнее вынудить явиться в армию новых воинов с отрядами. Сэр Хью Пайнел рассылал повсюду письма с требованием немедленной явки, грозя в противном случае карами и конфискацией имущества.
Как-то, когда Милдрэд заканчивала очередное послание, у замка затрубил рог и сообщили о прибытии Глочестера.
Милдрэд не стремилась с ним видеться, но избежать встречи все же не удалось. Однако граф не стал донимать девушку разговорами о своем брате, просто несколько удивился, встретив ее в Девайзесе. И только усмехнулся, узнав, что Милдрэд Гронвудская пребывает тут по приказу Генриха Плантагенета.
— Ха! Наш Генрих — малый не промах. Ему всегда нравились красивые леди, и он не прочь иметь парочку под рукой. Жаль только бедняжку Авису, которая так привязалась к его высочеству, что умудрилась забеременеть от него. Хотя Ависа — особа разумная и предусмотрительная, — она понимает, от кого родить, чтобы это укрепило ее положение. — Граф криво усмехнулся, но глаза его были грустны. И вдруг в них появился колючий блеск. — Хотя Генриху сейчас не до Ависы, ведь подле него новое увлечение — раскрасавчик Артур из Шрусбери, разрази его гром! Вы ведь знакомы с этим парнем, миледи? Что вы скажете о нежной привязанности двоих мужчин? Какого мнения о содомии?
Глочестер нехорошо рассмеялся и пошел прочь. Милдрэд растерянно смотрела ему вослед, а слышавший эту беседу Метью поспешил утешить ее и стал смущенно заверять, что все это подлая клевета. Уж Метью хорошо знает Артура, а этот надменный граф просто чернит парня из зависти и… Монах осекся, сообразив, что юная леди не понимает, о чем, собственно, речь. Она была слишком невинна для этого.
Сам граф Глочестер прибыл в Девайзес, чтобы передохнуть после удачного присоединения к анжуйским владениям сразу двух замков — Керри-Кастла и Веллс-Тауэра. Причем оба раза обошлось без сражений: Уильям Глочестер умел договариваться и убеждать, а теперь мог смело отписать Юстасу, что ближайшие к Бристолю крепости в руках анжуйцев, а это могло бы вынудить принца попытаться отвоевать их. Если тот клюнет на уловку, то Глочестер сможет послать ему навстречу сильные войска бристольского гарнизона.
Однако графа ждало разочарование: Юстас и не подумал отбивать упомянутые замки. Более того, он неожиданно отступил к Оксфорду. Теперь весь юго-запад Англии полностью принадлежал Плантагенету. Можно было ликовать.
Но именно тут пришло известие, что на подходе огромное войско Стефана.
Глава 22
Король шел карать.
Вообще Стефан Блуаский считался человеком благородным, неторопливым и снисходительным. За годы своего неспокойного правления он неоднократно прощал врагов, руководствуясь скорее кодексом рыцарской чести, чем политической выгодой. Многие сочли это признаком слабости, поэтому его соперники вновь и вновь брались за оружие, и опять начиналась война.
Но иногда Стефан менялся: становился резким, стремительным, безжалостным. Так вышло и на этот раз. Когда он убедился, что Давид Шотландский уже не в состоянии содержать армию и его войска распущены, когда графа Честера отвлекли проблемы с валлийцами и он спешно заключил со Стефаном мир, король стремительным маршем двинулся на юг, где пока сражался его сын. Стефан был настолько охвачен нетерпением и гневом, что его возмездие было ужасным: он оставлял за собой только руины. Захваченные замки, фермы, усадьбы — все сжигалось дотла. В воздухе висел густой запах гари и гниющей плоти. Стефан вел себя уже не как правитель, а как завоеватель, твердо решивший, что если этот край опять признал над собой власть анжуйского дома, то пусть на этой земле не остается ничего, что могло бы послужить противнику. Королевским войскам было позволено делать все, они могли совершать любые зверства.