Леди Ру

Я почти не помню отца. Жили вместе шестнадцать лет. И – почти ничего. Так, смутно. Как через стекло, когда ливень.

И вот в одиннадцать на своем подержанном внедорожнике цвета маренго к магазину подъехал Аладдин. Аладдин был очень возбужден. Красный, мокрый. Когда он волновался, у него усиливалась одышка и он скалился, дыша почему-то сквозь зубы. И еще очень отчетливыми становились ресницы. Такой получался огромный, толстый, потный, оскалившийся ангел.

Я была в магазине. Могла бы, конечно, сидеть дома. Но дома мне делать нечего… поэтому я почти всегда на работе.

– Привет, Евдокия, – сказал Аладдин, властно накрыв собой стул.

– Привет, – ответила я. – Что случилось?

– Есть разговор. Звонить я тебе не стал. Знал, что ты тут. Лучше так поговорить.

– Давай поговорим.

Аладдин красноречиво покосился на грузчика Петьку, стоявшего у стены и невинно щелкавшего на мобильнике. Он играл. Двадцать три года мужику, а играет, как первоклашка. Петька взгляда не заметил: он был очень увлечен.

– Эй, Петь… – сказала я.

– Чо? – спросил Петька, не глядя на меня.

– Петь…

– Ну чо?..

Вот животное, а?!

– Суп харчо, блин! – взорвалась я. – Иди работай!

Петька поднял на меня свои телячьи белесые глаза:

– Вы чо, Евдокия Иванна?!

– Ты меня, может быть, еще раз свое «чо» спросишь, а? Иди, работай, тебе сказали…

– А я ничо. Я работаю. У меня перекур.

Петька ушел. Причем уже на ходу возобновил игру. Я глубоко вздохнула, закрыла дверь, села и закурила. Аладдин некоторое время никак не мог отдышаться, потом тоже закурил. Затянувшись, Аладдин заговорщически выпустил дым себе куда-то за левое плечо и сказал:

– В общем так: Сергеич уходит.

– Сергей Сергеич?! Как уходит?.. Куда уходит?..

Аладдин помолчал, оскалившись:

– Думаю, в тюрьму уходит.

– Да ты что говоришь-то?! Аладдин, ты что?..

– Что знаю, то и говорю. Хана нам, Евдокия, вот что. Короче, мне Ахмад все рассказал. Сергеич, ты знаешь, уже год работает на повышение. Он, чтобы область взять, очень конкретно вложился, там что-то типа двадцати лимонов долларов получается. Я не знаю точно, в чем дело. Только получилась такая фигня, что он не один туда, в эту область, хочет, вот что. Туда еще другие хотят, Евдокия. Вот как нехорошо получилось.

– Но это ж так обычно делается… что ж тут особенного? Переплатит всех и все.

Аладдин нехорошо ухмыльнулся:

– Всех, Евдокия, не переплатишь. Понимаешь, Евдокия… Паровоз дурак оказался. То есть он, конечно, умный человек. Но есть еще умнее люди. Понимаешь, бывает животное хорек. Он хищник, но мелкий. А бывает крупный хищник крокодил. Хорек, конечно, тоже может за жопу укусить. Но крокодил на жопу размениваться не будет. Он тебя целиком кушает. Концепция у него такая. Паровоз из воров в начальники пришел и, наверно, как это сказать?.. Устал, что ли. Потолок у него образовался. В виде жопы. А там, понимаешь, Евдокия, уже другие люди идут. Которые не устали. Молодые, здоровые, с толстыми умными мордами. И денег у них намного больше, несмотря на этот ихний кризис-шмизис. Раз в сто больше. Он пока свои жалкие лимоны вкладывал, чтобы из районного папы областным дедушкой стать, другие за ним внимательно из-за шкафчика наблюдали. Фотографировали, на пленочку снимали. Он думал, он хитрый и его не видит никто. Вот как он думал. Я образно выражаюсь. Он деньги из всех карманов быстро выложил, сидит и думает: «Вот я умный какой дядя Паровоз, всех нае. л, как Зорро». Увлекся он. Как этот твой…овощ… грузчик Петя. А тут к нему подошли приличные такие господа в начищенных штюблетах и сказали: «Дорогой Сергей Сергеич, это случайно не ваши кипюры?» Он гордо говорит: «А что?» А они говорят: «Вы, Сергей Сергеич, извините за прямоту, взяткодатель, вымогатель и расхититель. А еще – очень-очень нехороший человек. Можно сказать, падла, гнида и потс. Так что пошли с нами к следователю». Вот примерно, что получилось, Евдокия. Забрали Сергея Сергеича. Вчера вечером. Что думаешь?

Я, честно говоря, не знала, что и думать. Я знала, что Аладдин тоже ходил под Сергеем Сергеевичем. Плохо, конечно, что крыша уходит. Но ведь будет какая-нибудь новая. То, что Паровозов сгорел – это, конечно, странно. А впрочем…

Взять нас с Аладдином – не за что. Все отстегивалось тихо. Да и не нужны мы никому. Плохо, конечно, дело. Но не надо отчаиваться.

– Слушай, Аладдин, – сказала я. – А чего нам с тобой бояться? Что будет нашим точкам? Кроме Храпа, все хозяева – люди вменяемые. Ахмад, я, ты. С Храпом мы как-нибудь сообща разберемся, если он накатывать начнет. Да он и не начнет. Ну, придет другой папа… Договоримся и с ним.

Аладдин уверенно, с расстановкой, до отказа покачал головой из стороны в сторону. Пять раз туда, пять раз обратно. Я зачем-то считала.

– Нет, Евдокия, не договоримся.

– Почему, Аладдин?..

– Потому что крокодилы с жертвами не договариваются. Ты, Евдокия, знаешь такое выражение: «Торговая сеть»?

– Ну.

– Вот. Не будет больше торговых точек дяди Аладдина, торговых точек дяди Ахмада, торговой точки тети Дуни и магазинов Феди-придурка. Не будет. Будет «торговая сеть». Вот что будет, Евдокия. И знаешь, кто будет хозяин этой сети?