— Карамельные пряники, нигде таких не попробуешь, в Бьорне и только, — шеф протянул мне блюдце с закусками и большую кружку кофе.
— Я встретила брата на днях, он кое-чем обеспокоен, — призналась я. — Говорит, что в Бьорне творится что-то неладное, я слышала про убийства заключенных. И это не только в Бьорне. В Даосе и даже в столице… Назревает революция, верно?
Революция. Этакая нелогичная смесь безрассудства и здравого смысла. Как болезнь она заражала все больше людей. Я не забыла те громкие звуки и крики толпы, шествующие по площадям столицы. Тогда это еще было законно, но люди начали безумствовать: бить стекла, разрисовывать остановки общественных бесколесников, стучать в двери по ночам и беспрерывно кричать непонятные лозунги. Революция понималась мной как что-то стихийное, неуравновешенное, неконтролируемое и опасное.
А потом появились "терры", которые не чурались никаких средств, чтобы заполучить людей в свои ряды. Помнится, они взорвали любимый мамин ресторан. Столько людей погибло в тот вечер.
— Твой брат известен не только честностью, но и особой внимательностью к деталям, — подтвердил шеф мои опасения. — Он может быть прав, что связывает беспорядки в разных частях страны. Слишком все закономерно, словно у мятежников появился лидер.
— Брат во всем винит лорда Элварса. Кажется, он на нем помешался.
Шеф Виллинью нахмурился.
— Элварса? Пожалуй, я свяжусь с твоим братом.
Скользнув рукой по столу, я снова взяла листок с изображением черно-белой Ники. Такая красивая и смелая на портрете, вживую я была невыразительной мышкой.
Когда живешь в тени своей семьи, никто не заботится о том, насколько благородно выглядит дефектный ребенок. Волосы я стригла сама, иногда коротко, как получалось, училась на ошибках. Отцовская сумма на самосодержание выделялась достаточная, но я ее тратила только на самое необходимое. Дорогая одежда и красивая стрижка сюда не входили. Перед кем хвостом вилять, когда у тебя дефект?
— Я обеспечу тебе официальное алиби на момент кражи, но это займет время. Старайся пока не попадаться на глаза стражам порядка. У меня нет времени вытаскивать тебя из тюрьмы. Как понимаешь, дел теперь по горло.
— Есть, шеф! В драки не лезть, в трактирах не напиваться!
— Хорошая девочка, — краешком губ улыбнулся мужчина и залпом выпил остатки кофе. — А теперь о деле. Что ты узнала?
Бесколесник изрядно трясло, словно мы каждый метр носом ковыряли землю. Розетта бесилась, просила ехать нежнее, только меня это не волновало. Маленькое окошко слегка оттаяло, позволяя без видимых проблем рассматривать вечерний город — сверху донизу снежный Бьорн. Узкие улицы днем казались тесными, зато вечером, когда толпы рассасывались и на улочках, поочередно моргая, начинали загораться фонари, от прежней брезгливости не оставалось и следа.
Кузя отвалился от компании еще ранним вечером, покинув нас прямо у библиотеки. Интересно, а сама Розетта в курсе, как его зовут на самом деле?
Выразительный грохот прервал идиллию. Медленно развернувшись на звон предмета, я обнаружила только Розетту, шустро прятающую что-то большое в нутро своего плаща.
— Книга?
Подопечная отвернулась к окну, сделав вид, что вопроса не услышала. Что за книга и откуда — мне было все равно. Ровно до тех пор, пока Розетта, выходя из повозки, случайно не обнажила корешок. Всего один угол, даже не название, не обложка. Один маленький уголок с тонким знаком красной переливающейся змеи заставил на секунду застыть на месте. Алая змея!
— Спасибо, секретарь, — ступив на землю, Розетта одарила улыбкой почерневшее небо. — Мне было необходимо проветриться.
Не знаю, что больше меня поразило: увиденный символ на книге или благодарность. Бросив последний взгляд на порядком застопорившуюся меня, она поторопилась в тепло колледжа. Стоило сделать то же, быстрее укрыться от ветра, но мысли были уже далеко за пределами Бьорна.
Перед глазами мелькали картинки из прошлого. Звонкое дело "Об алой змее" в свое время вел Бэд. В столице завелся преступник, выбравший орудием убийства неизвестный яд. Последователи алой змеи существовали давно. Врачеватели, которые жаждали экспериментов и травили целые деревни на благо медицины. Людей не осталось. Остались книги, которые впоследствии были запрещены. Обрывок из такой книги и нашел столичный отравитель.
То был обрывок, а это — книга. Что задумала Розетта? Кого-то отравить? Интуиция молчала.
В тот же вечер служка Фания принесла записку от брата.
— Я бы раньше передала, да ты в город уехала, — оправдывалась она, теребя тоненькие косички.
— Как раз вовремя, — я похлопала служку по плечу и поспешила в каморку.
Где у нас проявитель? Коричневая колбочка валялась на дне тряпичной сумки. Я шустро разбавила водой едкое содержимое. Записка лодочкой поплыла по водной глади блюдца.