— Наконец-то, — небрежно заметил лорд Осборн. — Ну, а вы, Мазгрейв, долго ли еще намерены оставаться в этих райских кущах? До рассвета?
— Благодарю покорно, милорд, я уже сыт по горло этими кущами. Вот только провожу леди Осборн до кареты — а там ворочусь в гостиницу, устроюсь с удобствами в каком-нибудь укромном уголке и, пожалуй, закажу себе целую гору устриц.
— Ну что ж; надеюсь очень скоро увидеть вас в замке. Заодно расскажете мне, так ли она хороша при дневном свете.
Эмма и миссис Блейк расстались как добрые знакомые, а Чарльз прощался со своей дамой и жал ей руку не менее десяти раз; мисс Осборн и мисс Карр, проходя мимо Эммы, сделали едва заметный реверанс; и даже сама леди Осборн милостиво удостоила ее взглядом. Что же до лорда Осборна, то он, когда все остальные вышли, воротился в залу и, извинившись перед Эммой, испросил разрешения поискать на диванчике за ее спиной перчатки — кстати сказать, весьма неловко зажатые в его руке.
Поскольку Том Мазгрейв больше в зале не показывался, можно предположить, что план его вполне удался, и он, в безотрадном одиночестве своей комнаты, подкреплялся горою устриц; однако не исключено, что вместо этого он остался в нижнем этаже, вызвавшись помочь хозяйке почтенного заведения в приготовлении негуса[8]
для тех, кто с удовольствием продолжал танцевать. Эмма, лишившись общества всех, кто подарил ее сегодня лестным, хотя не всегда приятным вниманием, несколько даже заскучала, и два последние танца показались ей много томительнее и длиннее предыдущих. Мистер Эдвардс играл весь вечер очень удачно, так что уезжали Эдвардсы в числе последних.— Ну, вот все и закончилось, — с сожалением проговорила Эмма, войдя в столовую Эдвардсов, где уже был накрыт стол для ужина, и старшая горничная деловито зажигала свечи. — Как жаль, мисс Эдвардс, что все кончается так скоро и невозможно поворотить время вспять! — К сему она присовокупила немало теплых слов благодарности за приятно проведенный вечер. Премного хвалебных речей в адрес блестящего, изысканного и благородного собрания произнесено было и мистером Эдвардсом; правда, за весь вечер он ни разу не отошел от карточного стола, вставая лишь затем, чтобы пересесть на другой стул[9]
, и оставалось лишь удивляться, когда он успел сделать столь тонкие наблюдения. Впрочем, коль скоро из пяти робберов он выиграл четыре, то как могло собрание не быть изысканным и блестящим? В ходе обмена замечаниями, сопровождавшего приятную церемонию ужина, его дочери не раз довелось порадоваться благодушию своего папеньки.— Мэри, — обратилась к ней миссис Эдвардс, — что-то я не пойму: как вышло, что ты так и не танцевала ни с одним из молодых Томлинсонов?
— Они приглашали меня всякий раз слишком поздно: я была уже приглашена.
— Но последние-то два танца ты уж точно должна была отдать мистеру Джеймсу: миссис Томлинсон сказала мне, что он пошел тебя приглашать, — а за две минуты до того я собственными ушами слышала от тебя, что ты еще не ангажирована!
— Да… тут произошло недоразумение. Выяснилось, что я не совсем правильно поняла. Я полагала, что приглашение относится к следующим двум танцам — если, конечно, бал будет еще продолжаться; но капитан Хантер заверил меня, что он имел в виду ближайшие два.
— Так, значит, последним твоим кавалером оказался капитан Хантер? — обратился к Мэри отец. — А кто же был первым?
— Капитан Хантер, — последовал смиренный ответ.
— Гхм-м! Экое, однако, постоянство. А с кем еще ты танцевала?
— С мистером Нортоном и мистером Стайлзом.
— Кто они такие?
— Мистер Нортон дальний родственник капитана Хантера.
— А мистер Стайлз?
— Его близкий друг.
— И оба из того же полка, что и их дальний родственник и близкий друг, — присовокупила миссис Эдвардс. — Увы, наша дочь провела весь вечер в окружении красных мундиров — хотя я, признаться, была бы намного довольнее, если бы она не пренебрегала вниманием наших добрых соседей.
— Да, соседей забывать не годится, — благодушно согласился мистер Эдвардс. — Но что прикажете делать бедным девушкам, коли военные оказываются проворнее всех прочих кавалеров?
— Что делать? Перво-наперво, я полагаю, не обещать по нескольку танцев кряду.
— Оно, конечно, верно; но помнится, душа моя, что и мы с тобой прибегали в свое время к тому же средству.
Миссис Эдвардс смолчала; Мэри вздохнула свободнее. Дальнейшее подтрунивание носило характер вполне добродушный, и Эмма отправилась спать в наилучшем расположении духа, а в ее голове кружились Осборны, Блейки, Ховарды…
Утро принесло с собою множество гостей; дверь в доме Эдвардсов почти не закрывалась. Визит к миссис Эдвардс на другое утро после бала давно вошел у соседей в обычай, сегодня же всеобщее стремление исполнить добрососедский долг подстегивалось еще и изрядным любопытством: каждому хотелось поближе взглянуть на красавицу, очаровавшую накануне лорда Осборна.