Мило улыбнувшись, мы распределили нижний этаж на сектора. Составили план уборки и сортировки книг.
Мне достался сектор картографии. Лучше б это были библии, но спорить и капризничать я не стала. Взял ведро и тряпку я отправилась в сектор А.
Мать настоятельница была права насчет меня, я не была белоручкой и не когда не чуралась грязной работы.
Ближе к обеду я слегка устала, ноги гудели, а руки уже не слушались. Пока я занималась этим сектором, Шарлота решила, что сначала нужно вымыть окна. Что б хоть какой- то свет проходил в помещение. И действительно когда все шесть окон были начисто вымыты, стала на много лучше. Слой пыли и осевший воск от свечей загрязнили все вокруг.
Поменяв воду в очередной раз, я вернулась в библиотеку. От усталости рухнула на скрипучий стул. Волосы выбились из под чепца. Шарлота плюхнулась рядом.
— Здесь вообще, когда нибудь делали уборку? Такое чувство, что с тех пор построили монастырь, тут ни разу не мыли не чего.
— Согласна! Матушка бы упала в обморок от увиденного, — со смехом произнесла я.
— Это точно! Ваша мама была эталоном порядка и чистоты! Я, конечно, не успела до конца узнать ее, но все же успела ее полюбить всем сердцем. Если бы не она не знаю, какая бы меня ждала судьба на улицах Лондона.
— Ты так и ни разу мне не рассказала, как попала к нам в дом. — Шарлота замяла пальцы и опустила голову. — Если не хочешь, не говори, но знай, та девушка из прошлого умерла. Теперь ты другой человек.
— Ты действительно хочешь знать или так спросила из вежливости?
— Дорогая я не стану давить на тебя. Я люблю тебя, а что было в твоей жизни до того как ты попала в Ковент-Гарден меня не волнует. Пошли, скоро служба и обед, умираю с голоду. — Шарлота послушно кивнула и больше не проронила и слова насчет этого. Не знаю, что она скрывает, но пусть это будет лишь ее тайной. Мне, правда, не хотелось сделать ей больно таким вопросов. Поэтому по пути в столовую мы сменили тему насчет уборки и прочей ерунде.
В монастыре на данный момент было около тридцати женщин, не считая нас с Шарлотой и матери настоятельны. Еще был возничий, который жил на конюшни. Остальными делами занимались девушки. Выращивали овощи и зерновые культуры. Следили за небольшой мельницей и хозяйством. С города приезжали учителя, которые учили чтению, письму, этикету и прочим навыкам касательно женщин. И все они были женщины, мужчины не допускались в аббатство. Возничий ни разу не переступил порог монастыря. Его задача была только одна следить за лошадьми и ездить в город поуказаниям матери настоятельницы при необходимости. Разумеется, мужчинам строго вход был запрещен.
Обед проходил в тишине, ни кто не разговаривал, будто все скопом приняли обет молчания. Было жутко не комфорта находится в таком месте. От чего у меня напрочь пропал аппетит. Выпив теплого молока и съев небольшой кусочек горячего ржаного хлеба, я поспешила в обратно в библиотеку. По пути мне попалась одна из монахинь к сожалению я не запомнила ее имени. Она сообщила, что меня ждут в исповедальне.
— А что если я еще не готова исповедоваться?
— Почему ты так думаешь?
— Не знаю, — пожимая плечами, я шла вслед за женщиной, чье лицо было покрыто грубыми шрамами от ожогов.
— Поверь, это ты сейчас не готова. Но как только зайдешь то поймешь, как тебе это было необходимо. Грехи это лишний груз на наших плечах. Господь простит все, что ты сделала в этой жизни.
— Я не чего не сделала такого, за что мне пришлось бы каяться перед Богом.
Женщина больше не чего мне не сказала. Доведя меня до исповедальни, она тут же ушла.
Войдя в исповедальню, я тут же опустилась на колени и сложила руки перед собой. Я не знала, кто находиться по ту сторону перегородки, лишь слышала тихое мирное дыхания. Скорее всего, это мать настоятельца, ведь выше ее в этом монастыре не кого нет.
Я молчала и человек по ту сторону тоже. Мне не в чем было каяться, на мне нет не каких грехов. Или есть?
— Ты пришла исповедаться или просто помолчать дитя? — как я и подумала, по ту сторону мать настоятельца.
— Мне не в чем покаяться! Мать настоятельница! Ибо за мной нет греха!
— Отнюдь! Мне известна, о твоей греховной связи с герцогом Дефо! — язык прилип к небу, от одного его имени в горле пересохло. — Так же мне известно, что на момент вашей тайной любви, герцог был помолвлен с графиней Моденской. — глаза защипало от слез, как она об это узнала? Вильям! Не ужели он на столько меня предал? Как он посмел? Нужно, что то сказать в свою защиту. Но губы сухие и совсем не слушаются.
— Я… Меня и герцога не чего не связывало. То есть, да я не стану лгать что влюбилась в него, но после того как он признался… — мысли путались в голове, первые соленые дорожки покатились по щекам. — Нет, я узнала это через пару дней после того как нас чуть не убили на Лондонском мосту. Я не знала что он отдал свою руку и сердце другой… Но, между нами не было греха… — со всхлипом произнесла я.
— А как же греховные мысли?
— М… Мысли…