Леди так не делают

– Разве мне есть чего бояться? – сказала я чуть с вызовом. – От чего мне бежать?

Глядя ему в глаза, прямо.

Он хмыкнул.

– Твой муж обвиняется в измене. Это очень серьезно. А так же в сговоре с моим братом Харелтом, который пытался захватить власть.

Это почти смешно.

– Мы оба знаем, ваше величество, Харелт не пытался. Что власть нужна ему меньше всего. Вы можете обвинить его в чем угодно, даже казнить за любой проступок, который придумаете, но правды это не изменит.

Губа Эдварда раздраженно дернулась.

Он сделал знак своим людям, требуя выйти. Сам поднялся на ноги, подошел ко мне.

Близко…

Так, что хочется попятиться. Но я не буду.

Я смотрю на него снизу вверх, в глаза.

– Ты считаешь, что он не виновен?

– В чем? В том, что часто был не согласен с вами, ваше величество, он виноват безусловно. У вас с самого детства были разные взгляды. Но власть… Вы же сами понимаете, как глупо это звучит для любого, кто знает Харелта лично.

– Глупо звучит? – губа Эдварда брезгливо дернулась. – Не забывайся.

Шагнул ко мне. Так, что я почти чувствовала его дыхание на своем лбу. И все же не удержалась, чуть подалась назад, но он не позволил, поймал меня за талию.

– А ты потолстела, знаешь… – ухмыльнулся, поглаживая мои бока пальцами.

Меня передернуло.

– Ты тоже. Как боров.

Он ухмыльнулся. Взял меня за подбородок, чуть приподнял.

Он выше Хэла на полголовы и шире в плечах, пока еще толстым его не назвать, но к этому идет. Огромный, мощный. Впрочем, все еще привлекательный мужчина, нельзя не признать…

Подавляющий.

– А характер не изменился, – сказал, разглядывая меня. – Маленькая Мэгги… Я думал, что годы с Грэгом в глуши научат тебя покорности и смирению…

– Нет, – сказала я. – Люди не меняются.

– Меняются, – не согласился он. Задумчиво провел пальцем по моей шее.

Я невольно поморщилась. И это, конечно, не укрылось от его глаз. Не понравилось.

– Чего ты хочешь? – сказала я.

– Я думал, мы сможем договориться, маленькая Мэгги, – он ухмылялся, чуть приподняв бровь. – Сможем восстановить справедливость. Мы же так давно друг друга знаем и договориться сможем наверняка. Помнишь, как ты свалилась с крыши, сломала ногу, а я нес тебя на руках?

Бог ты мой…

Я не сломала, нет. Подвернула и поранила, но наступить не могла еще неделю, было больно. Мы с Хэлом лазили… на заднем дворе… Просто чудо, что Эдвард оказался рядом. Мне было одиннадцать, Хэлу двенадцать, и поднять меня тощий мальчишка никак не мог. Но смог позвать на помощь. Так вышло, что брата. А Эдварду было почти восемнадцать, здоровенный и крепкий…

Я помню, как Эдвард тогда перевязал мне ногу своей рубашкой, и нес так бережно…

Он помнит это.

– Тогда ты, конечно, была совсем ребенком, – сказал Эдвард. – Но потом… Я никогда не мог понять, что ты в нем нашла? Он же всегда был слаб. Всегда в каких-то своих дурацких мечтах. Разве ты ему была нужна? Ему нужен был слушатель. Нужно было кому-то рассказать, что он хочет сбежать и стать героем где-то там. Моряком, чуть ли не пиратом! Это же так романтично! И чтобы им восхищались. Но быть героем здесь и сейчас он не хотел. Изо дня в день исполнять свой долг здесь… – Эдвард облизал губы, потом скривился. – Мне всегда казалось, что его такое пренебрежение положению и власти это сплошная показуха и бравада. Конечно, он не такой, он выше этого! Чистенький. Незапятнанный алчностью. Все хотят власти, а он один такой – не хочет!

Раздражение и злость. Это копилось годами.

Но это неправда.

Я знаю Хэла всю жизнь, и он такой, какой есть. Власть действительно ему не нужна.

И все же, сейчас, здесь, я так отчетливо понимаю Эдварда. Его ненависть. Его ревность.

– Хэл всегда был верен тебе, – сказала я. – И своему долгу.

– Он всегда был слаб, – сказал Эдвард. – Вот смотри, он остался один, и все сразу затрещало по швам. Он не справляется. Интриги и заговоры со всех сторон. И что? И ничего. Его не боятся. Он мог бы сразу объявить себя королем, а всем несогласным срубить головы. Легко. Но что сделал он? Суды, закон, гуманизм, мать его…

А разве ты, Эдвард, притворился мертвым не потому, что не смог справиться? Не потому, что решил, – пусть брат разгребет это для тебя, а ты придешь на готовое? Разве не так?

Но этого не сказать. Пока…

Эдвард смотрел на меня.

– А твой развод с Грэгом! – говорил он. – Этого я вообще не могу понять. Он ведь у Хэла в руках. Какой, мать его, развод? Повесил, и к вечеру ты вдова! И хоть завтра женись снова. И что? Знаешь, что ему мешает? Как он потом сможет смотреть в глаза твоим детям, убив их отца! Да какая разница как? Я бы ни мгновения не сомневался.

Потому, что ты не Хэл. Потому что ему не все равно.

И именно поэтому я люблю его.

Но говорить это сейчас – никакого смысла.