Брат Сэма Досса тоже начал выискивать нестыковки в истории Нэнни. Он с самого начала относился к ней с подозрением: «Ни одна женщина не уедет за полторы тысячи километров от дома, чтобы выйти замуж за простого работягу лишь потому, что ей захотелось». Он наблюдал, как Нэнни мучила пуританина Сэма Досса своим открытым курением и скандальными нарядами. А еще он был не согласен с популярным мнением, будто Нэнни – «простая, чистосердечная, открытая и веселая женщина». Он знал совсем другую Нэнни. «Она была умна, – говорил он. – И проницательна, очень проницательна. А еще я припоминаю, как она могла сказать одно, а в другой раз – прямо противоположное».
Несмотря на недоброжелателей, Нэнни наслаждалась новообретенной популярностью. Она играла на публику, пресса вознаградила ее за это броскими заголовками: «Тихая и милая бабуля рассказала об отравлении четверых из пяти супругов», «Бабушка из Талсы околдовала и отравила своих мужей», «Убийца Нэнни Досс нравилась мужчинам».
Перед началом интервью на телевидении оператор предложил ей снять очки и улыбнуться, сострив: «Если будете хорошо выглядеть, найдете еще одного мужа». Нэнни ответила: «Убийственная правда!» – и расхохоталась от собственного каламбура. Она стала главной звездой Оклахомы за 1954 год и хорошо это понимала.
Разумеется, Нэнни была не первой и не последней серийной убийцей, получившей широкую известность, и даже активно ею пользовалась. Однако популярность наступила в довольно интересное для Америки время. Вспомните, какие клише навеки связаны с 1950-ми годами: домохозяйки целыми днями орудовали пылесосами с мартини в руках и экзистенциальным ужасом в глазах, а в каждом доме обязательно был телевизор. Популярность Нэнни идеально вписалась в этот социальный ландшафт. Нэнни была извращенной пародией на домохозяйку. Женщина, которая, казалось бы, одержима браком и, если можно так выразиться, кулинарией. С другой стороны, она использовала женское обаяние, ловя в сети и убивая мужчин вместо того, чтобы удерживать их при себе. Она носила очки с оправой «кошачий глаз» и красила губы. Волосы всегда были завиты, а на фотографиях шею неизменно украшала двойная нить жемчуга. Она появлялась на телевидении, давала интервью и флиртовала с операторами, тем самым создавая между публикой и убийцей тесную связь. Связь, которая была бы немыслима в случае с предыдущими женщинами-убийцами. Связь, которая позволяла репутации распространяться все дальше и дальше.
Возможно, та версия женственности, которую Нэнни представила миру, казалась ее сверстницам более привлекательной в своей мрачности (и уж точно куда более доступной), чем те вариации, которые они видели вокруг. В конце концов, когда остальные домохозяйки Америки переключали канал, где освещалось дело Нэнни, перед их глазами оказывались богини вроде Мэрилин Монро. Эти женщины блистали в своих обтягивающих белых платьях и выходили замуж за звезд бейсбола. Они были настолько совершенны, что с ними невозможно было себя ассоциировать.
«Дорогой, как мы по тебе скучаем»
Назначенные судом адвокаты отказались защищать Нэнни. Они настаивали, что та психически нездорова, и поэтому заявили о ее невиновности априори. Сама же Нэнни продолжала флиртовать со всеми, кто обладал хоть какой-нибудь властью. По пути в здание суда она сообщила прокурору, что в тюремной камере ей холодно. Чтобы это доказать, она положила ему на затылок замерзшую ладонь. Когда полиция разбудила ее во время вечернего сна, чтобы продолжить допрос, она рассмеялась: «Не знаю, ребята, зачем вы меня разбудили в такой час для разговора. Мы и так уже неделю беседуем». В конечном счете адвокаты были вынуждены попросить Нэнни прекратить болтовню с полицией. Они опасались, что женщина проболтается про всех своих мертвых родственников.
Тела выкапывали по всей стране. Мышьяк обнаружили у каждого мертвого мужа Нэнни, и против нее выдвинули соответствующие обвинения в убийстве.
Эти находки не стали неожиданностью, поскольку Нэнни уже призналась в этих конкретных убийствах, однако было и шокирующее открытие. Несмотря на все заверения в обратном, вскрытие обнаружило мышьяк и в теле ее матери.
Почему Нэнни так не хотела признаваться в этом? Она испытывала чуть ли не эйфорию от убийства разочаровавших ее мужей. Будто считала, что имела право лишить их жизни. Учитывая, с каким энтузиазмом она согласилась на вскрытие Сэма Досса, создается впечатление, словно женщина хотела, чтобы об убийствах стало известно. И все же утверждала, что не могла причинить вред матери. История строилась на идее, что она убивала только тех, кто заслуживал смерти, а убийства ни в чем не повинных родственников в этот нарратив не вписывались. «Ради мамы я была готова упасть на колени и поползти куда угодно», – настаивала она, и газеты слово в слово печатали ее заявление.