Леди-убийцы. Их ужасающие преступления и шокирующие приговоры

Экспертиза о вменяемости превратилась в хаос из-за всех этих «он сказал» и «она сказала», а заключение скакало от вменяемости к невменяемости туда и обратно, подобно волану для бадминтона. «Миссис Досс является умственно неполноценной и в юридическом смысле должна считаться невменяемой. К тому же она давно не в своем уме», – громогласно заявлял врач со стороны защиты. Прокурор шипел, что у него в распоряжении пятеро психиатров, готовых объявить ее вменяемой, а затем процитировал заключение одного из врачей: «Это проницательная, умная, изобретательная, эгоистичная и самолюбивая женщина, чья жестокость проявляется в моменты разочарования, выплескиваясь на мужчин, в особенности на мужей». Главный врач психиатрической лечебницы отметил, что Нэнни могла «долго хихикать по пустякам», а затем впадать в долгую депрессию. Если это не показатель невменяемости, что же это? Эксперты со стороны обвинения лишь фыркали. По словам одного из них, Нэнни была социопатом, а также «проницательной и расчетливой женщиной, которая симулировала безумие, чтобы спастись от электрического стула… Это самая умная преступница из тех, кого мне доводилось допрашивать». Над последним заявлением Нэнни громко расхохоталась.

Через три дня присяжным понадобилось всего пятнадцать минут, чтобы заключить, что Нэнни Досс полностью вменяема. Сама убийца с этим радостно согласилась. «Я такая же нормальная, как и все, – усмехнулась она. – Мне кажется, я лучше остальных должна понимать, сумасшедшая я или нет. Никогда за всю жизнь я не была в столь здравом уме». Во время оглашения приговора она жевала жвачку и широко улыбалась фотографу, снимавшему ее крупным планом.

Официальный суд назначили на начало июня, поэтому все были потрясены, когда 17 мая она внезапно признала себя виновной.

Женщина надеялась на более мягкий приговор и думала, что неожиданное признание вины может ей немного помочь. Еще возможно, она не до конца понимала последствия такого признания. Она хотела, чтобы ее отправили обратно в лечебницу, где Нэнни чувствовала себя свободной и популярной, и, возможно, не понимала, что для этого уже поздно. Ее официально признали вменяемой, и, признав вину, она официально стала убийцей.

Приговор вынесли 2 июня. Обвинение призвало судью рассмотреть возможность смертной казни. Нэнни сидела между адвокатами, снова жевала жвачку и «была в симпатичном вечернем платье синего цвета». Слушание оказалось коротким, а вот приговор – очень долгим. Пожизненное заключение. Это мог бы быть электрический стул, но судье претила мысль об убийстве женщины. «В этом суде еще не было женщины, которую бы приговорили к смертной казни за какое бы то ни было преступление в штате Оклахома, – сказал он. – Возможно, это когда-нибудь случится… Но жители штата примут такой расклад с неохотой».

После вынесения приговора Нэнни отметила: «Я не держу ни на кого зла».

Прочь с первых полос

Нэнни очутилась в тюрьме 4 июня и не появлялась в новостях до сентября, когда у нее снова взяли интервью. «Я думала, про меня все забыли, – признавалась Нэнни. – Думала, обо мне больше не пишут». Она упомянула, что похудела в тюрьме на три с половиной килограмма, поскольку приходилось стирать белье по старинке, а еще пожаловалась, что головные боли усилились.

Нэнни рассказала журналисту, что ее «обманом заставили» подписать заявление с признанием в отравлении Досса. Она не впервые намекала на заговор. Несколькими месяцами ранее женщина заявила репортеру из «Талса Уорлд», что ее вынудили признаться в убийстве четырех мужей и данную идею она почерпнула из журнальной статьи. Возможно, Нэнни осознавала, что звездный статус убийцы не вечен, и больше не хотела придерживаться этого образа. Она пыталась придумать другой ракурс для своей истории: невинная дама из клуба одиноких сердец, жестоко обманутая полицией.

В остальном же Нэнни казалась вполне счастливой и не проявляла желания вернуться к привычной рутине, состоявшей из замужней жизни и ведения домашнего хозяйства. «Я странный человек, – говорила она. – Если бы меня сейчас отпустили, я бы тут же отправилась в больницу в Вините и с радостью провела там остаток жизни. Звучит немного безумно, да?»

Хотя психиатрическая больница, возможно, и была ее личным раем, Нэнни и в тюрьме чувствовала себя достаточно комфортно. Она наконец могла делать все то, что ей запрещал Сэм Досс: смотрела фильмы, сидела перед телевизором и иногда даже участвовала в танцах («строго для пятидесяти женщин-заключенных»). Она любила тюремную надзирательницу миссис Н. Ф. Уитакер, которая была для нее «как мать».

В сентябре у Нэнни случился небольшой сердечный приступ, и она месяц провела в постели, но в остальном прекрасно проводила время.