Вернемся к вопросу о том, имитировала ли Лиззи безумие. Спустя столетие отчет комиссии по невменяемости по-прежнему звучит довольно правдоподобно: Лиззи была умна и хитра, временами даже вела себя осознанно, но при этом не могла сопротивляться собственным всплескам насилия. (И давайте начистоту. Даже если она и была на сто процентов в своем уме, десятилетиями притворяться сумасшедшей – это тоже своего рода безумие.)
Вполне вероятно, Лиззи притворялась частично. Кажется, она знала, как должно выглядеть «безумие» в глазах публики, и демонстрировала его. Об этом свидетельствуют истерические вопли из тюремной камеры и спокойное поведение, когда она думала, что никто не смотрит.
Все это не отменяет вердикта комиссии по невменяемости и не делает ее вменяемой, однако объясняет, почему публика и пресса так болезненно на нее реагировали. Ее скрытая проницательность не осталась незамеченной, и людям было трудно полностью принять, будто она совсем не понимала, что делает, когда брала ножницы для убийства Нелли Уикс, заманивала в дом Маргарет и Сару Маккуиллан или дубасила Пола Холлидея по голове, пока у него из глазницы не выпал глаз. Может, женщина и была «дикой что ястреб», она все-таки была способна продумать убийство заранее. Оттого и оставалась для общественности столь пугающей загадкой.
Кто-то пытался объяснить ее преступления гораздо более сексистской и, откровенно говоря, нелепой риторикой. Возможно, причина в том, что «безумие» – довольно расплывчатое, пугающее и, в конце концов, не самое удовлетворительное оправдание для убийства.
Одни предполагали, что «дикое психическое состояние» каждый раз вызывала новая беременность Лиззи – все дети рождались мертвыми. Другие были убеждены, что у нее тайный любовник, который помог ей затащить тела убитых женщин в сарай, потому что у самой Лиззи якобы не хватило бы сил. Третьи утверждали, что в юности Лиззи была «смазливой участницей группки бродячих цыган» и каким-то образом семя свободы расцвело в ее сердце нечеловеческой жестокостью.
Были даже сторонники теории, будто на самом деле Лиззи – это Джек-Потрошитель, приехавший в Америку за новыми жертвами.
Когда ее наконец спросили, не Потрошитель ли она, Лиззи огрызнулась: «Я что, по-вашему, слон? Там действовал мужчина».
Пожалуй, самые туманные объяснения преступлений (помимо обычной «порочности») рождались в газетных заголовках, которые комментировали каждый ее шаг. В печати о ней говорили языком превосходной степени: «Мультиубийца», «Архиубийца», «Худшая женщина на земле». Она стала символом невообразимо страшного, величайшего женского зла, какое только доводилось видеть Нью-Йорку на рубеже веков. Ее прозвище звучало почти ликующе, в нем слышались отголоски цирка уродцев: «Приходите взглянуть на худшую женщину на земле. Сразу после двухголовой леди! Всего пятьдесят центов с человека!»
Век спустя Эйлин Уорнос станет обладательницей очередного броского титула первой женщины – серийной убийцы. Как и в случае с Лиззи, он стал наглядным доказательством маниакальной истерии СМИ и «коллективной амнезии», вследствие которой женщин-убийц так тщательно исследуют при жизни и совершенно забывают впоследствии. Уорнос не была первой, а Лиззи, скорее всего, не была худшей. Но подобные формулировки цепляют взгляд. Привлекают внимание.
Лиззи вызывала больше отвращения как в суде, так и в медиа, чем другие женщины-убийцы, на счету которых гораздо больше жертв. Возможно, это связано с тем, что ее представляли погрязшей в насилии, несущей смерть по своей природе. Лиззи убивала… Скажем прямо, как мужчина.
Большинство женщин – серийных убийц предпочитают физическому насилию яды, а еще обычно убивают близких.
Но не Лиззи Холлидей. Та орудовала ножом, стреляла, избивала и выслеживала незнакомцев. (Неудивительно, что ее сравнивали с Джеком-Потрошителем.) Даже внешность подтверждала идею, что она не совсем женщина. В Лиззи не было ничего, что могло бы очаровать публику. В ее истории не было подкупающих подробностей, которыми цепляют другие, более симпатичные убийцы. Лиззи казалась всем грязной и грубой: дикая как ястреб, одинокая как кошка, она позволяла менструальной крови стекать прямо на ковер, а мухам – ползать у нее по лицу. Мало того что она не была женщиной. Она даже не была человеком.
И хотя Лиззи убила «всего» пять человек (насколько нам известно), тот факт, что она продолжила убивать даже после получения приговора, только укрепил репутацию безнадежной убийцы, которая всегда будет плохой – худшей. Даже институты юриспруденции и медицины не смогли подавить в ней непрерывную тягу к насилию. Они пытались ее сдержать, но все-таки не смогли ни остановить, ни спасти, поскольку Лиззи нужно было бежать от самой себя, а это оказалось ей не под силу.