Леди удачи

Голову пирата отделили от тела, повесили на рее «Рейнджера» и отвезли в Чарльстон, штат Южная Каролина, как свидетельство победы закона.

Известие о гибели Тича произвело на багамских бунтовщиков впечатление разорвавшейся бомбы. Тич захвачен! Черная Борода мертв! Многих это известие лишило присутствия духа, и почти две трети отправилось в Нью–Провиденс и подписали, пусть и запоздало, условия королевского помилования и принесли клятву верности. Почти сразу после новости о смерти Тича пришло извести, что Стида Бонне захватили живьем вместе со всей командой и после поспешного суда объявили виновным и приговорили к повешению. Вместе с ним на виселицу отправилась вся его команда, а последняя фраза приговора вселяла ужас в сердца даже самых закоренелых бунтовщиков.

«Приговариваются к повешению, а потом их тела будут сняты с виселицы и похоронены в болоте между отметками прилива и отлива». Да, их могилы будут не в море и не на суше, а в болотистой, никчемной отмели, где живут одни ящерицы.

Еще больше бунтовщиков вернулось и приняло помилование, потому что у них также не было ни гроша. Они перешли на сторону закона и записались в королевские войска. Некоторых приписали к гарнизону форта, другие же попали на бывшие пиратские суда. Баттонс Рид с интересом наблюдала за всем происходящим. В «Черном Питере» теперь почти не осталось женщин, только две вели хозяйство, совмещая это занятие с ночным ремеслом, и торговля практически стояла. Тут наступил конец его службе. Владелец требовал, чтобы мальчик работал на кухне, когда в этом была необходимость, и помогал судомойкам. У Баттонс в сундучке было почти двести гиней, и она навсегда покинула таверну.

Одним из нововведений Вудса Роджерса было учреждение банка. Его капитал уже был отправлен из Лондона, и, зная характеры вкладчиков, которых он боялся не меньше, чем бунтовщиков в дюнах, губернатор уже отрядил отряд военных моряков охранять вклады. Баттонс ничего не знала о банках и банкирах и не собиралась доверять им свои деньги. Она отправилась к капитану Сауни и рассказала ему о своем затруднительном положении. Капитан ответил ей, что он уже слишком стар, чтобы защищать свое добро, поэтому пусть королевские войска охраняют деньги, и посоветовал ей сделать то же самое. Но с детства воспитанная в духе беззакония, Баттонс считала полицию и солдат своими кровными врагами, поэтому понадобилось несколько отчаянных набегов с дюн за спиртным и едой, с каждым разом все более успешных, чтобы она заставила себя положить деньги в королевский банк.

Бэй–стрит уже не была такой веселой улицей, как в день ее прибытия. Большинство лавок было закрыто, таверны большей частью стояли пустые, а жители собирались в кучки и чесали языки. Просачивались слухи, что там–то и там–то захватили отличное судно и что добычу отвезли на Тортугу и на Испанский остров, место, которое кичливые доны называют Эспаньола. Заходящие в порт суда сообщали, что все морские пути забиты судами всевозможных типов и размеров и что в Испании настала великая радость по поводу благополучного прибытия кораблей Золотой флотилии. В Нью–Провиденс много у кого чесались руки, и нередко за домами и хижинами можно было заметить мужчин, которые упражнялись с мечом или палашом. Выпад и парирование удара. Нападение и защита. Слишком многие упражнялись с оружием в руках, и это дошло до губернатора. Он издал указ, что только те, кто состоит на службе его величества, имеют право носить пистолеты и сабли.

Но лишь немногие сдали оружие. Баттонс закопала свой арсенал между двумя пальмами в точке, через которую проходила прямая линия между столбом на пристани и одинокой скалой в миле от поселения. Два пистолета и сабля были завернуты в хорошо промасленную шелковую тряпку и глубоко зарыты. Сейчас они ей были не нужны, но кто может знать, что будет дальше? Кто знает, вдруг бунтовщики в дюнах захотят напасть на город и убить всех верноподданных его величества?

Слухи о кораблях с сокровищами и оживлении торговли, причем стоимость груза всегда оценивали по–разному, могли быть и просто слухами, но вот известия о Тиче и Бонне оказались самой настоящей правдой; о них было объявлено со ступеней губернаторского дома.

Захват этих двоих пиратов, один из которых был известен своей жестокостью, а другой, напротив, был мягким человеком, который просто стремился оказаться подальше от язычка своей жены, но смерть которого произвела неизгладимое впечатление, потому что с ним была повешена вся команда, породил смятение в умах бывших пиратов. Это был настоящий поворот течения, знак того, что с пиратством действительно покончено, и законные власти использовали эти новости, чтобы набрать как можно больше рекрутов. Отчаянный Уилл Каннингэм и отважный Джек Рэкхэм все еще плавали и грабили, кого хотели. По крайней мере, такие ходили слухи; в этих слухах фигурировали и другие имена, неизвестные Баттонс, но знакомые другим жителям Нью–Провиденс.