— Не сейчас, мне нравится, когда ты в моей власти… — она провела языком по его губам, и этот жест напомнил ему о прошлых встречах, когда она прощалась с ним, только теперь у него появилась надежда, что она не отстраниться и не сбежит снова. Особенно с учетом ее теперешней наготы. Надежда стала еще сильней, когда язык Гермионы скользнул между его губ, а он с радостью ответил на этот призыв. И их неторопливое скольжение губ по губам, эти мягкие и дразнящие провалы изо рта в рот, их неспешно танцующие языки — всё это заставляло головы обоих кружиться. Одна только мысль, что придется остановиться и оторваться друг от друга, обоим казалась просто ненавистной.
Вообще говоря, Люциус никогда не был мужчиной, обожающим и приветствующим предварительные ласки, даже с женой предпочитая держаться на определенном расстоянии. Ему всегда нужно было осознавать себя, ситуацию, всё, что он делал и как он это делал, он никогда не мог отпустить себя на свободу полностью. Но не с ней! Не с Гермионой… Теперь все было иначе. Он любил целовать эту женщину, наслаждаться тихими сладкими звуками, издаваемыми ею и вибрирующими на его губах, и теряться в пряном аромате ее плоти. Только с ней он ощущал себя свободным и знал, что ей это тоже нравится.
Разорвав поцелуй, она поднялась и уселась на нем снова. Потом провела кончиком пальца по его нижней губе, и Люциус, открыв рот, втянул ее палец внутрь, облизывая чувствительную подушечку языком. Гермиона схватилась за спинку кровати над его головой и наклонила туловище к нему. Вытащив палец из губ Малфоя, она заменила его горошинкой своего соска. Член его дернулся, из него уже потекли на живот жемчужные капли, свидетельствующие о степени его желания, когда Гермиона сунула ему в рот второй сосок. Люциуса приводила в восторг ее страсть. Впервые он обладал женщиной, которая сама брала от него все, чего она хотела. И именно так, как ей и хотелось, не дожидаясь, что он прочтет ее мысли. Он кружил и кружил то по одному, то по второму соску, поочередно щёлкая по их спелым ягодкам, посасывая и покусывая их зубами.
Стоны ее удовольствия заглушали звук телевизора, но Люциус не обращал внимания ни на что, кроме возбужденной ведьмы, которая медленно потирала таз о нижнюю часть его живота. А когда она отстранилась, не смог сдержать возгласа разочарования, что невольно вырвался из его рта. Но Гермиона сначала неуверенно поднялась на колени по обе стороны от него, все еще держась для равновесия за спинку изголовья одной рукой, стащила свои черные кружевные шортики и кинула их на пол.
Именно теперь она удивила его так, как никогда не удивляла никакая другая женщина. Крепко ухватившись за спинку кровати, она присела на колени прямо на его подушку и почти опустилась промежностью ему на лицо. Ей не нужно было сообщать Люциусу, чего она хочет, это было достаточно очевидно, и Малфой был более чем счастлив ответить на все ее желания. Его язык легко заскользил между припухшими губками, влажными от желания, от его ласк и от удовольствия, которого она и не скрывала, качаясь бедрами ему в рот. У Люциуса мелькнула мысль, что он мог бы заниматься этим грешным делом, дарующим ему блаженство, всю жизнь, даже если его запястья начнут болеть из-за веревок. Но прошло совсем немного времени, и костяшки пальцев, которыми она хваталась за изголовье, побелели, а движения бедер стали беспорядочными. Люциус с силой всосал клитор, и Гермиона закричала, откидывая голову назад. Плоть ее жарко пульсировала у самого языка Малфоя.
— Боже… боже мой, у тебя безумно талантливый рот… — простонала она, сползая вниз, пока не очутилась над напрягшейся плотью между его ногами. — Но сейчас мне нужно почувствовать тебя внутри, — Гермиона медленно опустилась влажным горячим влагалищем на член. Мягкая, но тугая хватка ее тела жадно поглощала его, обжигающе лаская и даря невообразимое удовольствие. — Боже, как же мне хорошо, когда ты оказываешься во мне… Это чудесно, Люциус, — приподнявшись, застонала Гермиона и тут же скользнула вниз, обволакивая Малфоя своим огненным влагалищем, словно тугой перчаткой.
Она двигалась мучительно медленно, скользя вверх и вниз по члену с чувственной дрожью. Ее ладошки, прижатые к его груди, чуть впивались в кожу Люциуса ногтями. И он смаковал каждый мягкий вздох или мучительный стон, слетавший с ее губ.
— Гермиона, отпусти меня! — глухо выдохнул он, поднимая бедра и толкаясь в нее. — Пожалуйста. Я должен прикоснуться к тебе.
Ее глаза на мгновение открылись и уставились на него, а потом она потянулась к своей палочке и освободила его от веревок. Не тратя время на ноющие запястья, Малфой крепко сжал ее бедра и начал жестко насаживать на себя. Затем поднялся и сел на кровати, продолжая толкаться навстречу и с силой сжимая талию Гермионы. Ахнув, она обняла его за шею и посмотрела в глаза. Их ритм стал единым.
— Люциус. Это лучше, чем хорошо… — выдавила из себя она, слегка прикусив нижнюю губу и тут же зализывая ее, пытаясь успокоить боль.