Читаем Леди в саване полностью

Когда мы вошли в ручей у Виссариона, он, казалось, немного смягчился, стал не таким агрессивным; но, услышав, что Вы задерживаетесь в Плазаке, вновь сделался «нахальным», как говорят американцы. Я всерьез опасался, что может случиться несчастье, прежде чем мы прибудем в замок, потому что на причале стояла Джулия, жена Майкла, виночерпия, а она, как Вам известно, красавица. Мистера Мелтона, она, казалось, поразила, и, будучи польщенной вниманием джентльмена-чужестранца и родственника Вашей чести, она позабыла про сдержанность, свойственную большинству женщин в Синегории. Тогда мистер Мелтон, не задумываясь, заключил ее в объятия и поцеловал. Тут же поднялся шум. Стоявшие на пристани горцы выхватили свои кинжалы, и смерть была уже рядом. К счастью, мужчины помедлили, пока Майкл, прибежавший на причал, когда произошел этот возмутительный случай, не подлетел к виновному в оскорблении, размахивая над головой кинжалом, с явным намерением обезглавить его. В тот же миг — сожалею, что приходится говорить об этом, потому что впечатление он произвел ужасное, — мистер Мелтон, в панике, кинулся на колени. Но это принесло свою пользу, поскольку за несколько секунд лакей мистера Мелтона, малышка-кокни, у которого в груди билось сердце настоящего мужчины, буквально силой проложил себе путь сквозь толпу, встал впереди своего господина в позе боксера и крикнул:

— Нуа, д’вайте, н’валивайтесь всей гурьбой! Чё он т’ково сделал, а? Бабенку п’целовал, как всякий м’жчина сделал бы. Еж’ли охота чье горло п’ререзать, тай д’вайте мое. Мне не боязно!

В его вызове было столько подлинной отваги, и вызов этот так выгодно отличался от малодушия другого участника сцены (простите, Ваша честь, но вы желали слышать правду), что я порадовался за нацию англичан. Горцы оценили его храбрость и отсалютовали ему своими кинжалами, включая Майкла.

Малыш-лакей, полуобернув голову, пронзительно зашептал:

— Отступаем, хозяин! Да вст’вайте же, а не то они изрежут вас на к’сочки! Вон мистер Рук, он пр’кроет вас.

К тому времени мужчины уже были способны слышать голос разума, и когда я напомнил им, что мистер Мелтон кузен Вашей чести, они спрятали кинжалы и вернулись к работе. Я предложил мистеру Мелтону следовать за мной и направился к замку.

Ступив во двор, огражденный стенами, и приблизившись ко входу, мы увидели большую группу слуг, а вместе с ними и много горцев, которые организовали охрану замка с той поры, когда была похищена воеводина. Поскольку Ваша честь и воевода отбыли в Плазак, то на время вашего с ним отсутствия охрана была удвоена. В дверях показался дворецкий, и слуги отступили, а горцы разошлись по двору и встали в дальних его концах. Воеводина, конечно, была предупреждена о приезде гостя (Вашего кузена) и по старому обычаю Синегории вышла встретить его. Поскольку Ваша честь недавно в Синегории и по причине отъезда воеводы, а также мнимой смерти воеводины Вам не представился случай наблюдать этот обычай, я, долго живший здесь, наверное, поясню его.

Когда в добрую старую Синегорию приезжает гость, которому хотят оказать честь, господарка, как на местном языке называют хозяйку дома, выходит встретить гостя в дверях — или, точнее, перед входом — и сама вводит его в дом. Делается это очень торжественно, и, говорят, во времена давних королей монарх всегда придавал большое значение этой церемонии. По этому обычаю господарка, приблизившись к почетному гостю (не обязательно королевской крови), склоняется перед ним, а точнее, преклоняет колена и целует ему руку. Историки так поясняют смысл этого обычая: женщина, выказывая послушание своему мужу, как всякая замужняя женщина в Синегории, подчеркнуто проявляет послушание перед гостем мужа. Обычай всегда соблюдается до мелочей, когда молодая жена впервые принимает в своем доме гостя, особенно такого, которого муж ее желает почтить. Воеводина, конечно, была осведомлена о том, что мистер Мелтон Ваш родственник, и, естественно, хотела провести церемонию встречи безупречно, тем самым воздавая должное достоинству своего мужа.

Перейти на страницу:

Все книги серии Гримуар

Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса
Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса

«Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса» — роман Элджернона Блэквуда, состоящий из пяти новелл. Заглавный герой романа, Джон Сайленс — своего рода мистический детектив-одиночка и оккультист-профессионал, берётся расследовать дела так или иначе связанные со всяческими сверхъестественными событиями.Есть в характере этого человека нечто особое, определяющее своеобразие его медицинской практики: он предпочитает случаи сложные, неординарные, не поддающиеся тривиальному объяснению и… и какие-то неуловимые. Их принято считать психическими расстройствами, и, хотя Джон Сайленс первым не согласится с подобным определением, многие за глаза именуют его психиатром.При этом он еще и тонкий психолог, готовый помочь людям, которым не могут помочь другие врачи, ибо некоторые дела могут выходить за рамки их компетенций…

Элджернон Генри Блэквуд

Фантастика / Классический детектив / Ужасы и мистика
Кентавр
Кентавр

Umbram fugat veritas (Тень бежит истины — лат.) — этот посвятительный девиз, полученный в Храме Исиды-Урании герметического ордена Золотой Зари в 1900 г., Элджернон Блэквуд (1869–1951) в полной мере воплотил в своем творчестве, проливая свет истины на такие темные иррациональные области человеческого духа, как восходящее к праисторическим истокам традиционное жреческое знание и оргиастические мистерии древних египтян, как проникнутые пантеистическим мировоззрением кровавые друидические практики и шаманские обряды североамериканских индейцев, как безумные дионисийские культы Средиземноморья и мрачные оккультные ритуалы с их вторгающимися из потустороннего паранормальными феноменами. Свидетельством тому настоящий сборник никогда раньше не переводившихся на русский язык избранных произведений английского писателя, среди которых прежде всего следует отметить роман «Кентавр»: здесь с особой силой прозвучала тема «расширения сознания», доминирующая в том сокровенном опусе, который, по мнению автора, прошедшего в 1923 г. эзотерическую школу Г. Гурджиева, отворял врата иной реальности, позволяя войти в мир древнегреческих мифов.«Даже речи не может идти о сомнениях в даровании мистера Блэквуда, — писал Х. Лавкрафт в статье «Сверхъестественный ужас в литературе», — ибо еще никто с таким искусством, серьезностью и доскональной точностью не передавал обертона некоей пугающей странности повседневной жизни, никто со столь сверхъестественной интуицией не слагал деталь к детали, дабы вызвать чувства и ощущения, помогающие преодолеть переход из реального мира в мир потусторонний. Лучше других он понимает, что чувствительные, утонченные люди всегда живут где-то на границе грез и что почти никакой разницы между образами, созданными реальным миром и миром фантазий нет».

Элджернон Генри Блэквуд

Фантастика / Ужасы / Социально-философская фантастика / Ужасы и мистика
История, которой даже имени нет
История, которой даже имени нет

«Воинствующая Церковь не имела паладина более ревностного, чем этот тамплиер пера, чья дерзновенная критика есть постоянный крестовый поход… Кажется, французский язык еще никогда не восходил до столь надменной парадоксальности. Это слияние грубости с изысканностью, насилия с деликатностью, горечи с утонченностью напоминает те колдовские напитки, которые изготовлялись из цветов и змеиного яда, из крови тигрицы и дикого меда». Эти слова П. де Сен-Виктора поразительно точно характеризуют личность и творчество Жюля Барбе д'Оревильи (1808–1889), а настоящий том избранных произведений этого одного из самых необычных французских писателей XIX в., составленный из таких признанных шедевров, как роман «Порченая» (1854), сборника рассказов «Те, что от дьявола» (1873) и повести «История, которой даже имени нет» (1882), лучшее тому подтверждение. Никогда не скрывавший своих роялистских взглядов Барбе, которого Реми де Гурмон (1858–1915) в своем открывающем книгу эссе назвал «потаенным классиком» и включил в «клан пренебрегающих добродетелью и издевающихся над обывательским здравомыслием», неоднократно обвинялся в имморализме — после выхода в свет «Тех, что от дьявола» против него по требованию республиканской прессы был даже начат судебный процесс, — однако его противоречивым творчеством восхищались собратья по перу самых разных направлений. «Барбе д'Оревильи не рискует стать писателем популярным, — писал М. Волошин, — так как, чтобы полюбить его, надо дойти до той степени сознания, когда начинаешь любить человека лишь за непримиримость противоречий, в нем сочетающихся, за широту размахов маятника, за величавую отдаленность морозных полюсов его души», — и все же редакция надеется, что истинные любители французского романтизма и символизма смогут по достоинству оценить эту филигранную прозу, мастерски переведенную М. и Е. Кожевниковыми и снабженную исчерпывающими примечаниями.

Жюль-Амеде Барбе д'Оревильи

Фантастика / Проза / Классическая проза / Ужасы и мистика

Похожие книги