Когда мы вошли в ручей у Виссариона, он, казалось, немного смягчился, стал не таким агрессивным; но, услышав, что Вы задерживаетесь в Плазаке, вновь сделался «нахальным», как говорят американцы. Я всерьез опасался, что может случиться несчастье, прежде чем мы прибудем в замок, потому что на причале стояла Джулия, жена Майкла, виночерпия, а она, как Вам известно, красавица. Мистера Мелтона, она, казалось, поразила, и, будучи польщенной вниманием джентльмена-чужестранца и родственника Вашей чести, она позабыла про сдержанность, свойственную большинству женщин в Синегории. Тогда мистер Мелтон, не задумываясь, заключил ее в объятия и поцеловал. Тут же поднялся шум. Стоявшие на пристани горцы выхватили свои кинжалы, и смерть была уже рядом. К счастью, мужчины помедлили, пока Майкл, прибежавший на причал, когда произошел этот возмутительный случай, не подлетел к виновному в оскорблении, размахивая над головой кинжалом, с явным намерением обезглавить его. В тот же миг — сожалею, что приходится говорить об этом, потому что впечатление он произвел ужасное, — мистер Мелтон, в панике, кинулся на колени. Но это принесло свою пользу, поскольку за несколько секунд лакей мистера Мелтона, малышка-кокни, у которого в груди билось сердце настоящего мужчины, буквально силой проложил себе путь сквозь толпу, встал впереди своего господина в позе боксера и крикнул:
— Нуа, д’вайте, н’валивайтесь всей гурьбой! Чё он т’ково сделал, а? Бабенку п’целовал, как всякий м’жчина сделал бы. Еж’ли охота чье горло п’ререзать, тай д’вайте мое. Мне не боязно!
В его вызове было столько подлинной отваги, и вызов этот так выгодно отличался от малодушия другого участника сцены (простите, Ваша честь, но вы желали слышать правду), что я порадовался за нацию англичан. Горцы оценили его храбрость и отсалютовали ему своими кинжалами, включая Майкла.
Малыш-лакей, полуобернув голову, пронзительно зашептал:
— Отступаем, хозяин! Да вст’вайте же, а не то они изрежут вас на к’сочки! Вон мистер Рук, он пр’кроет вас.
К тому времени мужчины уже были способны слышать голос разума, и когда я напомнил им, что мистер Мелтон кузен Вашей чести, они спрятали кинжалы и вернулись к работе. Я предложил мистеру Мелтону следовать за мной и направился к замку.
Ступив во двор, огражденный стенами, и приблизившись ко входу, мы увидели большую группу слуг, а вместе с ними и много горцев, которые организовали охрану замка с той поры, когда была похищена воеводина. Поскольку Ваша честь и воевода отбыли в Плазак, то на время вашего с ним отсутствия охрана была удвоена. В дверях показался дворецкий, и слуги отступили, а горцы разошлись по двору и встали в дальних его концах. Воеводина, конечно, была предупреждена о приезде гостя (Вашего кузена) и по старому обычаю Синегории вышла встретить его. Поскольку Ваша честь недавно в Синегории и по причине отъезда воеводы, а также мнимой смерти воеводины Вам не представился случай наблюдать этот обычай, я, долго живший здесь, наверное, поясню его.
Когда в добрую старую Синегорию приезжает гость, которому хотят оказать честь, господарка, как на местном языке называют хозяйку дома, выходит встретить гостя в дверях — или, точнее, перед входом — и сама вводит его в дом. Делается это очень торжественно, и, говорят, во времена давних королей монарх всегда придавал большое значение этой церемонии. По этому обычаю господарка, приблизившись к почетному гостю (не обязательно королевской крови), склоняется перед ним, а точнее, преклоняет колена и целует ему руку. Историки так поясняют смысл этого обычая: женщина, выказывая послушание своему мужу, как всякая замужняя женщина в Синегории, подчеркнуто проявляет послушание перед гостем мужа. Обычай всегда соблюдается до мелочей, когда молодая жена впервые принимает в своем доме гостя, особенно такого, которого муж ее желает почтить. Воеводина, конечно, была осведомлена о том, что мистер Мелтон Ваш родственник, и, естественно, хотела провести церемонию встречи безупречно, тем самым воздавая должное достоинству своего мужа.