Читаем Леди в саване полностью

Пиршество проходило в атмосфере веселья, мира и братства. Трудно найти подходящие слова, чтобы описать эту удивительную картину: мужская половина нации окружила своих новых короля и королеву, стремясь почтить их и послужить им! Среди этого громадного собрания тут и там размещались группы музыкантов, составленные из всех желающих. Гигантский пикник занимал необозримую площадь, и в разных местах можно было услышать музыку, доносившуюся с разных его концов.

После обеда все мы сидели и курили; музыкальное сопровождение празднества сменилось пением, причем без аккомпанемента, теперь мы уже не слышали никаких музыкальных инструментов. Зная лишь несколько слов по-балкански, я не понимал, о чем поется в песнях, но догадывался, что в них запечатлены история и легенды страны. Те же, кто знал язык, как пояснил опекавший меня мой молодой друг, который оставался при мне на протяжении всего этого памятного дня, те могли услышать от начала до конца историю Синегории, представленную в балладах. Каждое значительное событие всех десяти веков существования страны было донесено до желавших расширить свои познания о синегорцах.

День клонился к вечеру. Солнце медленно скатывалось за Калабрийские Апеннины, и светлые сумерки уже подкрадывались к сцене празднества. Никто, казалось, не замечал, что наступает ночь, а она окружала нас, невыразимо таинственная. Мы долго сидели молча: одна за другой смолкали громкие беседы, потому что говорившие поддавались колдовству этого часа. Солнце уже скрылось, а вслед за тем пропали и розовые отсветы на горизонте, и тогда, не выжидая, вступила в свои права ночь.

Наконец, когда мы едва могли различить лица собеседников, одновременно со всех сторон на горе начали вспыхивать огни. Вначале, казалось, это светлячки объявились в летнем лесу, но постепенно светлячки превращались в пятна света. Их становилось все больше и больше, свет делался ярче: то пламя костров взвивалось вверх, зажигались факелы. Вновь зазвучала музыка; еле различимая вначале, она набирала силу по мере того, как музыканты сходились к центру празднующих, туда, где сидели король с королевой. Музыка была бурная, но в этой наполовину варварской мелодии слышалась своеобразная прелесть. Эта мелодия каким-то образом, казалось, оживляла для нас далекое прошлое, и мы, все вместе и каждый, в меру отпущенного нам воображения и в соответствии с широтой наших познаний мысленно видели перед собой сменяющие друг друга эпизоды минувшей истории синегорцев. Эту музыку отличал удивительный ритм, эта мелодия была почти хороводной, так что невозможно было усидеть на месте. Приглашение к танцу! Никогда и нигде ни один народ не приглашал меня столь удивительным способом пуститься в пляс. Огни стали стягиваться в круг. Горцы вновь вставали тем же порядком, как во время коронации. Там, где сидел король с приближенными, была довольно ровная лужайка, поросшая жесткой, невысокой травой, и вокруг этой лужайки стал образовываться, если можно так сказать, народный хоровод. Музыка зазвучала громче. Каждый горец, еще не зажегший факел, поспешил сделать это, и горные склоны озарились светом. Королева поднялась на ноги, вслед за ней тотчас встал и король. Их стулья, а точнее, троны тут же были унесены подошедшими мужчинами. Королева подала королю руку — это, по-видимому, привилегия жены, в отличие от просто собравшейся потанцевать женщины. Ноги королевской четы задвигались в ритме мелодии, король и королева ступили в центр круга.

Этот танец был еще одним эпизодом, который никогда не сотрется из памяти тех, кто будет мысленно возвращаться к удивительному дню коронации в Синегории. Сначала танцевали только король с королевой. Они начали величаво, но по мере того, как мелодия ускорялась, их ноги ловили такт, их тела раскачивались все свободнее, пока танец не превратился на истинно балканский лад в исступленное страстное действо.

Тут музыканты сбавили темп, и к танцующей паре стали присоединяться горцы. Вначале они вступали не торопясь, один за другим — вслед за владыкой и высшими духовными чинами; потом все неисчислимое собрание задвигалось, закружилось в танце, да так, что у нас под ногами загудела земля. Огни трепетали, мигали и вновь вспыхивали, возносились и падали, когда сотня тысяч мужчин, каждый с факелом в руке, приподымались и опускались, следуя ритму танца. Все быстрее и быстрее становилась музыка, все неистовее отбивали такт ноги, и вот весь народ, казалось, пришел в экстаз.

Перейти на страницу:

Все книги серии Гримуар

Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса
Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса

«Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса» — роман Элджернона Блэквуда, состоящий из пяти новелл. Заглавный герой романа, Джон Сайленс — своего рода мистический детектив-одиночка и оккультист-профессионал, берётся расследовать дела так или иначе связанные со всяческими сверхъестественными событиями.Есть в характере этого человека нечто особое, определяющее своеобразие его медицинской практики: он предпочитает случаи сложные, неординарные, не поддающиеся тривиальному объяснению и… и какие-то неуловимые. Их принято считать психическими расстройствами, и, хотя Джон Сайленс первым не согласится с подобным определением, многие за глаза именуют его психиатром.При этом он еще и тонкий психолог, готовый помочь людям, которым не могут помочь другие врачи, ибо некоторые дела могут выходить за рамки их компетенций…

Элджернон Генри Блэквуд

Фантастика / Классический детектив / Ужасы и мистика
Кентавр
Кентавр

Umbram fugat veritas (Тень бежит истины — лат.) — этот посвятительный девиз, полученный в Храме Исиды-Урании герметического ордена Золотой Зари в 1900 г., Элджернон Блэквуд (1869–1951) в полной мере воплотил в своем творчестве, проливая свет истины на такие темные иррациональные области человеческого духа, как восходящее к праисторическим истокам традиционное жреческое знание и оргиастические мистерии древних египтян, как проникнутые пантеистическим мировоззрением кровавые друидические практики и шаманские обряды североамериканских индейцев, как безумные дионисийские культы Средиземноморья и мрачные оккультные ритуалы с их вторгающимися из потустороннего паранормальными феноменами. Свидетельством тому настоящий сборник никогда раньше не переводившихся на русский язык избранных произведений английского писателя, среди которых прежде всего следует отметить роман «Кентавр»: здесь с особой силой прозвучала тема «расширения сознания», доминирующая в том сокровенном опусе, который, по мнению автора, прошедшего в 1923 г. эзотерическую школу Г. Гурджиева, отворял врата иной реальности, позволяя войти в мир древнегреческих мифов.«Даже речи не может идти о сомнениях в даровании мистера Блэквуда, — писал Х. Лавкрафт в статье «Сверхъестественный ужас в литературе», — ибо еще никто с таким искусством, серьезностью и доскональной точностью не передавал обертона некоей пугающей странности повседневной жизни, никто со столь сверхъестественной интуицией не слагал деталь к детали, дабы вызвать чувства и ощущения, помогающие преодолеть переход из реального мира в мир потусторонний. Лучше других он понимает, что чувствительные, утонченные люди всегда живут где-то на границе грез и что почти никакой разницы между образами, созданными реальным миром и миром фантазий нет».

Элджернон Генри Блэквуд

Фантастика / Ужасы / Социально-философская фантастика / Ужасы и мистика
История, которой даже имени нет
История, которой даже имени нет

«Воинствующая Церковь не имела паладина более ревностного, чем этот тамплиер пера, чья дерзновенная критика есть постоянный крестовый поход… Кажется, французский язык еще никогда не восходил до столь надменной парадоксальности. Это слияние грубости с изысканностью, насилия с деликатностью, горечи с утонченностью напоминает те колдовские напитки, которые изготовлялись из цветов и змеиного яда, из крови тигрицы и дикого меда». Эти слова П. де Сен-Виктора поразительно точно характеризуют личность и творчество Жюля Барбе д'Оревильи (1808–1889), а настоящий том избранных произведений этого одного из самых необычных французских писателей XIX в., составленный из таких признанных шедевров, как роман «Порченая» (1854), сборника рассказов «Те, что от дьявола» (1873) и повести «История, которой даже имени нет» (1882), лучшее тому подтверждение. Никогда не скрывавший своих роялистских взглядов Барбе, которого Реми де Гурмон (1858–1915) в своем открывающем книгу эссе назвал «потаенным классиком» и включил в «клан пренебрегающих добродетелью и издевающихся над обывательским здравомыслием», неоднократно обвинялся в имморализме — после выхода в свет «Тех, что от дьявола» против него по требованию республиканской прессы был даже начат судебный процесс, — однако его противоречивым творчеством восхищались собратья по перу самых разных направлений. «Барбе д'Оревильи не рискует стать писателем популярным, — писал М. Волошин, — так как, чтобы полюбить его, надо дойти до той степени сознания, когда начинаешь любить человека лишь за непримиримость противоречий, в нем сочетающихся, за широту размахов маятника, за величавую отдаленность морозных полюсов его души», — и все же редакция надеется, что истинные любители французского романтизма и символизма смогут по достоинству оценить эту филигранную прозу, мастерски переведенную М. и Е. Кожевниковыми и снабженную исчерпывающими примечаниями.

Жюль-Амеде Барбе д'Оревильи

Фантастика / Проза / Классическая проза / Ужасы и мистика

Похожие книги