Леди второго сорта

— Убери! Слышишь? Сними ее с меня! — перешел на визг Маркус. Его лицо менялось, в нем проявлялись то добродушные черты Гарви, то невзрачное лицо Остера, а когда возвращалась физиономия Марока, в бесцветных глазах горела такая злоба, что мне стало не по себе. Казалось, дай метаморфу волю, и он уничтожит всех вокруг одной силой своей ненависти.

— Ненавижу… Уничтожу вас всех, мерзкие людишки! — словно услышав мои мысли, выкрикнул Маркус, и его лицо исказила страшная гримаса, превратившаяся в волчий оскал.

— Ну, для этого тебе придется сильно постараться, — невозмутимо ответил Хольм и потянул веревку.

Метаморф, изрыгая ругательства, дернулся и зашипел, как ошпаренный.

— Сними ее! — кричал он, мотая головой. — Убери эту гадость! Она жжется!

— А ты стой смирно, и варса не причинит тебе вреда, — посоветовал Лукас, и я поняла, что веревочка явно не просто так блестит. Похоже, Хольм с друзьями подстраховались, и подготовили для метаморфа сюрприз.

Я смотрела на своего волка, а внутри боролись волнение и восхищение. Какой же он красивый...

— Ну что? Взяли? — поинтересовался подошедший к нам Горн. — Отлично. Гордон, вы где? — подняв руку с переговорным кольцом, негромко спросил он. — Внизу? Ориентируйся на Лукаса, Маркус с ним.

— Вы за все заплатите, грязные ублюдки! — продолжал изрыгать ругательства метаморф. — Не надейтесь, что это сойдет вам с рук. Не забывайте, я ректор академии и глава Белого клана. И вы не имеете права так со мной обращаться!

— Уймись, Маркус, — хмыкнул Хольм. — Угрожать нам бессмысленно. Твой клан отречется от тебя, когда узнает, кто ты, а твои коллеги по академии вряд ли захотят запятнать свою репутацию, вступаясь за убийцу. Смирись. Это единственное, что тебе остается.

— Никакой он не глава! — громко сказала я. — Он присвоил тело Маркуса Марока, отделив его человеческую сущность и оставив звериную.

— Так вот почему три личины, — посмотрел на меня Каллеман. — Значит, в этом замешан кто-то из Бернстофов?

— Мой дед, — тихо ответила я и вдруг услышала знакомый голос.

— Белла! Ты жива! Слава создателю, — взволнованно произнес появившийся рядом Давенпорт, а я смотрела на него и впервые видела таким открытым. Не было больше ни привычной холодной мины, ни равнодушия, ни строгого взгляда. Лицо Рэндальфа казалось настоящим. Как и искренняя радость, прозвучавшая в голосе.

— Ты не пострадала?

Темные глаза смотрели на меня с тревогой, которую Давенпорт даже не пытался скрыть.

— Со мной все нормально.

— Гарви взяли? — все еще не отрывая от меня взгляда, спросил у Каллемана Рэндальф.

— Полюбуйся, вот он, красавец, — вместо Эрика ответил из камеры Хольм. — О, а вот и его почетная свита! — Лукас кивнул вошедшим в камеру мужчинам. — Гордон, Керн, забирайте. Он ваш. И эндорум захватите.

Светящаяся веревка перешла в руки высокого полицейского, и тот вывел сыплющего проклятиями Маркуса из темницы, а Хольм ловко выбрался через разрушенный оконный проем, и крепко меня обнял.

— Все кончено. Больше этот подонок никому не сможет навредить, — наклоняясь к моим губам, прошептал муж, и поцеловал так, что я забыла и о метаморфе, и о недавних испытаниях, и об окружающих.

Правда, эти самые окружающие не забыли о нас.

— Ну ладно вам, голубки, потом миловаться будете, у нас еще полно работы, — немного ворчливо произнес Каллеман. — Лукас? Ты меня слышишь? Вот же упрямый волчара! Дорвался до своей ненаглядной. Дерек, отправь их в особняк Бернстофов, от них сейчас все равно никакого толку. Давенпорт, вашему ведомству придется подождать. Пока я не допрошу метаморфа, мы его не отдадим.

— Я и не претендую, делайте все необходимое, — не стал спорить Рэндальф, и я машинально подумала, что впервые на моей памяти он нормально общается с Каллеманом.

— Лукас, бери жену и уводи ее домой, — тихо сказал подошедший вплотную Горн. — Мы тут сами разберемся.

Перед нами открылась светящаяся воронка портала, и Хольм, не прерывая поцелуя, шагнул в нее, и нас перенесло в знакомую спальню.

— Белла, — имя, произнесенное Лукасом, впервые не показалось мне чужим. Оно стало родным, так же, как и тело, которым я теперь была привязана и к новому миру, и к своему мужу. — Моя Изабелла, только моя, — шепнул Хольм, осторожно укладывая меня на постель. Та жалобно скрипнула под его весом и прогнулась. — Люблю тебя, — жаркое дыхание прошлось по шее, скользнуло ниже, ловкие руки стянули с меня блузку и коснулись груди, а им на смену пришли горячие губы, и я застонала от яркого, накрывшего с головой желания, и потерялась от напора моего волка. Мысли о еде и горячей ванне испарились, словно их и не было. Сейчас у меня было только одно желание — почувствовать мужа, поверить, что все закончилось, убедиться, что он рядом, что мы снова вместе.

— Люблю тебя, — повторила заветные слова и почувствовала, как замерла под моими пальцами напряженная спина Хольма.

— Белла?

Лукас требовательно смотрел в глаза, словно не веря тому, что услышал.

— Люблю, — не отрываясь от плавящейся лавы его взгляда, твердо сказала я. — Больше жизни.

— Катани моя!