Ледяная дева

Зебадию на сей раз не забыли в Грушевке, наоборот, на коленях хозяйки корзинка стояла. И дома в Энске он не слезал с ее колен. Где Софья, там и он. Точно собака, ходил за ней по пятам, терся об ноги, мурчал и ласкался. А она плакала и гладила его непрестанно. Целовала нежно и прижимала к лицу и груди. Горшечников поначалу не обратил на это внимания. Но вскорости вдруг понял, что этот пушистый зверь отнимает у него, Горшечникова, причитающуюся ему ласку и внимание. Жена не видит никого, кроме своего кота, на которого переносит любовь и тоску по ненавистному сопернику. И неожиданно для себя Горшечников вдруг взревновал кота. Да с такой яростью, какой в себе совершенно не предполагал. Он с трудом удерживался, чтобы не пнуть его в присутствии хозяйки. И уж если они случайно встречались в темном коридоре, то не мог отказать себе в этом маленьком удовольствии, испытывая при этом сладострастную мстительную радость. Зебадия отвечал ему полной взаимностью. При виде врага шерсть его вставала дыбом. Он изгибал спину, прижимал уши и шипел, норовя непременно задеть ненавистника лапой с острыми когтями. И ему это удавалось. Он осуществлял свою месть, исподтишка хватая соперника зубами или когтями. Так Горшечников обзавелся глубокими царапинами на руках и даже ногах, так как кот иногда бросался на него прямо с пола и повисал на коленях, точно на дереве, впившись в кожу и продирая насквозь штаны. Горшечников кричал на кота, гнал его, но Софья оставалась безучастной к этой борьбе, изначально принимая сторону любимца.

Нет, так дело не пойдет, думал про себя Горшечников. Или я — или кот. Но помилуйте, это даже смешно! Мне, образованному человеку, тягаться с какой-то дикой избалованной животиной, безмозглой и бессловесной тварью! Неужто из-за него, паршивца, я лишусь жены? Не бывать этому, не бывать!

Вот так, вместо того чтобы бороться с подлинным соперником, Горшечников предпочел тягаться с его памятью в образе Зебадии. Ведь надо же было все же с кем-то побороться в подобной ситуации, чтобы совсем не выглядеть слабаком хоть в собственных глазах! Мерзкое животное — самый достойный объект для того, чтобы выместить все обиды и унижения, которые он пережил по воле его хозяйки. Она заставила Горшечникова отчаянно страдать, так пусть же пострадает и сама! Правда, она и так сама не своя, все слезы точит и глядит уныло. Ничего, страданиями душа очищается! Глядишь, не будет как прежде его язвить, колоть словом или взглядом, ослабеет, обмякнет, устанет от борьбы и переживаний и упадет в его руки. И уж тогда навсегда, навсегда останется в его власти!

Такие планы лелеял Мелентий, но виду не подавал, сносил все выходки Зебадии. Между тем, уже несколько раз он подходил к лавкам на базаре и выглядывал мальчишек, которые там бывали в услужении. Высматривал какого-нибудь победнее, да погрязнее, да чтоб не местный, а из деревни на заработки. Наконец усмотрел одного, быстрого, со злым, голодным, но сметливым взглядом. То что нужно!

— Поди-ка сюда, малец! — Горшечников поманил пальцем мальчика лет двенадцати-тринадцати.

В драном тулупчике, с торчащим мехом, шапка на одно ухо, шмыгая носом и утираясь локтем, тот боязливо подошел.

— Звали, барин?

— Денежку заработать хочешь?

— А кто же не хочет? Смешной барин! — пацаненок ощерился. Вместо переднего зуба у него красовалась дыра, видать, выбили в драке.

— Иди со мной, да рот на замке держи, — и Горшечников зашагал к дому Софьи.

Там у забора он указал украдкой пальцем на своего врага, который, ничего не подозревая, мирно жмурился на крылечке.

— Мешок только покрепче найди, ну а дальше… сам знаешь, — и он сунул в грязную руку рубль.

— Это нам запросто! — хмыкнул парень. — Не беспокойтесь, исчезнет, как и не было!

— Да только молчи, молчи! — зашипел Горшечников. — Вот тебе еще полтина!

Через день Мелентий как ни в чем не бывало пришел к Софье и увидел то, что тайно ожидал. По всему дому стояли крик и стон. Матрена и Филипп сбились с ног в поисках барского любимца. А тот исчез, как сквозь землю провалился. Софья почернела вся от горя потери и даже не могла говорить с Горшечниковым. Слезы бежали ручьем по ее лицу, она их и не вытирала. Мелентий озабоченно потыкался по углам, делая вид, что тоже ищет, покричал «кис-кис», да и откланялся, выразив всяческое сочувствие.