Ее слова мне напомнили Сяо Бэй, она тоже постоянно говорила всем, что у нее все хорошо, а оставаясь одна, тихонько плакала.
Как-то она сказала: «Остальные постоянно твердят, что у меня все хорошо, значит, и правда хорошо, даже если и нет, зачем это показывать».
Не знаю, под каким давлением живут люди с их характерами, но рядом с ними я выгляжу настоящим ребенком.
Упрямым, не желающим взрослеть ребенком.
После того как я дописал «Ледяную фантазию», редактор сказал мне нарисовать иллюстрации, поэтому я занялся ими. Многие выходные мы с А Лян до поздней ночи сидели над одолженным у друга ноутбуком и рисовали цифровые рисунки.
В те дни, занятые художествами, мы проводили вместе более двадцати часов в сутки. Иногда, видя покрасневшие от усталости глаза А Лян, я чувствовал вину и тем не менее просил ее переделывать, пока все не выглядело так, как я хотел. А она ничего не возражала. Я называл себя строжайшим начальником, а ее – ленивейшим работником. Но на самом деле я прекрасно понимал, что А Лян согласилась помочь мне с рисунками вовсе не из-за денег.
В последние дни работы наша усталость достигла апогея, и каждый вечер я первым отправлялся спать, а А Лян продолжала рисовать, а потом в три-четыре часа ночи мы сменяли друг друга. День ото дня наблюдая, как черный цвет за окном сменялся синим, а потом и белым, я чувствовал, что являюсь свидетелем течения времени.
Возможно, многие годы спустя я буду вспоминать об этих занятых днях с ностальгией.
А Лян сказала: «Может, когда эта работа закончится, появится ощущение, что нам нечем заняться».
Я ответил: «Вполне возможно, а потом мы вернемся к обычной жизни». Я не знал, говорили ли мы об «обычной жизни», имея в виду дни в одиночестве или нет, потому что А Лян перевелась в группу мультипликации, о которой она всегда мечтала. И наши пути разошлись.
А Лян спросила меня, будем ли мы впредь чувствовать себя незнакомцами в обществе друг друга, и я ничего не ответил.
Потому что вспомнил, как когда-то давно нас делили на гуманитарные и естественные науки и мы с Сяо Бэй оказались на разных направлениях. Она тогда спросила меня, могут ли перестать дружить два хороших друга, если они больше не проводят время вместе?
Помню, ответил: «Могут». Сяо Бэй продолжила: «И даже не здороваться?»
«Да», – сказал я. Тогда я посмотрел на нее и в первый раз увидел, какими яркими, красивыми были ее глаза.
Тогда мне было семнадцать лет. А теперь вот-вот исполнится двадцать.
Дописывая «Ледяную фантазию», я чувствовал ужасную усталость, и в отношениях с окружающими возникали проблемы, которые я не мог контролировать. Я стал несговорчивым, раздражительным, вечно беспричинно грустил, злился из-за мелочей, словно снова вернулись наполненные нервами дни меня семнадцатилетнего. Окружающие жаловались на мой испортившийся характер.
Об этом мне рассказала А Лян, и услышать это мне было очень неприятно. Я никогда не думал, что был вот таким вот, я видел себя как миролюбивого и терпеливого человека. Не знаю, по каким критериям остальные пришли к такому выводу, но все же тогда мне было тяжело это узнать.
Когда разговор случился, мы находились в университетском корпусе D, А Лян все еще была занята иллюстрациями, а я говорил, стоя над ней, что хотел на них видеть.
Из-за неприятного ощущения я написал эсэмэску Вэй Вэй, спросив: правда ли я невыносимый человек?
Она ответила мне целой серией сообщений: «Я обычно рядом, когда тебе тяжело. Где ты? Я позвоню.»; «И не говори так. Я-то думаю, что моей заботы тебе хватает, а от твоих слов кажется, что вовсе нет»; «Я же говорила, что, даже если все тебя оставят, я все равно буду рядом. Для меня иметь такого друга, как ты, – самая большая радость»; «Видя людей на площадке бадминтона я каждый раз вспоминаю твою улыбку».
Я смотрел в экран телефона, и из глаз текли слезы.
«Бесконечный эпилог» – много лет назад я видел подобный заголовок в конце одной из книг.
И, кажется мне, сейчас я буквально претворяю его в жизнь.
Помню, в прошлом эпилоге я написал пять страниц текста, а сейчас, взглянув на «Количество страниц» в своем документе, обнаружил, что этот эпилог растянулся уже более чем на восемь.
Как сказано в названии: этот текст – эпилог, который таковым не является. Здесь я просто предаюсь воспоминаниям, вспоминаю людей, которые были когда-то и всегда будут в моей жизни; людей, которые дарили мне тепло.
В письме Сяо А написано: «Твоя дружба – мое величайшее счастье. Хоть я и далеко, она по-прежнему греет мою душу». Я могу представить себе его – радостного, на улицах Японии, стоящего в тени деревьев в своей белоснежной одежде, поднимающего голову с по-детски красивой улыбкой на губах. В любой момент я могу легко вспомнить наши дни вместе, как он открывал для меня кран с водой, покупал таблетки для пищеварения, запоминал плакаты фильмов, которые мне нравились, и под строгим надзором вел меня есть.
Стоит мне вскинуть к небу голову, и я легко могу представить его улыбку.