Утром, подходя к двери, я услышала спор в комнате. По-видимому, вчера Айзода вернулась поздно.
— Оставь ее в покое, — услышала я голос Перигуль. — Она чудесная девушка, тебе далеко до нее. Может быть, она нашла свое счастье в любви к Марату.
— Счастье? Да понимает ли она вообще, что такое любовь? Просто нахалка, и все. Я же видела, она сама к нему бегает.
Тут я не выдержала и распахнула дверь.
— Для тебя, Айзода, любовь, наверно, что-то вроде сладкого нектара. Ты, как оса, перелетаешь с цветка на цветок, чтобы урвать свое…
Слова мои прозвучали очень зло. Айзода так и взвилась:
— Ах, я оса? Ну так берегись моего жала, уж я тебя не пожалею! Будешь знать!
Пожалуй, я и в самом деле была слишком резка, но не признаваться же ей в этом, чтобы дать новый повод для злорадства. И я молча улеглась в постель — отдохнуть после тяжелой ночной смены.
Наверно, Перигуль была права: встречи с Маратом помогали мне забывать все тяжелое, что было в моей жизни. Да что я говорю — встречи! Я могла и не видеть его, достаточно было просто о нем подумать, припомнить случайно сказанную фразу, взгляд, и на душе у меня становилось так хорошо, будто произошло что-то необычайно радостное…
Оно и происходило, это радостное. Теперь Марат и я встречались каждый день. Если я работала, Марат приходил в больницу, даже помогал мне иногда мыть полы. Успокаивал меня тем, что это скорее мужская, чем женская работа: все моряки на флоте этим занимаются. Только там говорят не „мыть полы“, а „драить“, и уж тут за истинным моряком не угнаться ни одной женщине.
Я убедилась, что мне и в самом деле не угнаться за Маратом, когда он брал швабру, выплескивал на пол ведро воды и с шутками, забавляясь, до блеска „надраивал“ пол в коридорах больницы.
Закончив работу, мы засиживались допоздна и шепотом разговаривали, если в палатах был тихо и больные спокойно спали. Случалось, доктор Айшагуль отпускала нас, и мы бродили по берегу реки…
Марат не всегда мог пригласить меня в кино или театр: у него вечно не хватало денег — дотянуть до стипендии. Нередко я сама покупала билеты и приглашала его. Мне и в голову не приходило, что это может его огорчать.
Но вот начался новый учебный год, и Марат однажды сказал мне:
— Гульзар, я решил пойти работать на трассу Бухара — Урал.
— А с институтом как же? — спросила я испуганно.
— Буду учиться заочно.
Что я могла возразить? У меня сердце оборвалось. Не могла же я предложить, чтобы он продолжал учиться, потому что у меня есть небольшие сбережения и постоянный заработок. А вдруг не забота о деньгах была главным в этом решении — может быть, он просто решил расстаться со мной?
Я знаю, близкие люди должны верить один другому, все это я сумела бы прекрасно объяснить и посоветовать другой девушке, но сама… Да что говорить: даже многозначительные усмешки Айзоды, ее колкие реплики изо дня в день делали свое дело. И в ответ на слова Марата я лишь пожала плечами:
— Твое дело…
Мне показалось, что мой ответ его обрадовал.
На следующее утро по пути на работу я повстречала его в синем комбинезоне, с вещевым мешком за плечами.
— Как хорошо, что мы встретились! — сказал он. — А ведь я шел к тебе прощаться. Тороплюсь. На трассе очень нужны люди, я узнавал.
„Когда же ты все это успел? — хотелось мне закричать. — И почему, от кого ты так торопишься уехать?“
Мало того, он даже знал, в котором часу уходит на трассу грузовик, и еще с вечера договорился с шофером!
Народу уже было полно. Не успел Марат прыгнуть в кузов, как машина тронулась. Марат долго махал мне рукой, пока машина не скрылась из виду, а я, окаменев, стояла на дороге. Мы даже не простились как следует, ничего не сказали друг другу. Как страшно, что именно в такие вот важные минуты человек не находит нужных слов! Вот он уехал; мне кажется, я не успела сказать что-то необыкновенно важное, самое главное, а задержись Марат еще на несколько минут, и я стояла бы перед ним с тем же тягостным чувством невозместимой утраты… Разве это выскажешь словами?
Придя в себя, я почувствовала, что щеки мои мокры от слез. Я забыла, куда шла, зачем шла, и опрометью бросилась обратно в общежитие. Уткнулась лицом в подушку и дала волю слезам. Я не заметила, как уснула, наплакавшись, а когда открыла глаза, поняла, что уже опоздала на работу.
Я торопливо умылась и пошла в больницу. Пришла и увидела Перигуль. Она за меня мыла пол — задержалась после своего дежурства. Такой она была удивительный человек!
— Может, ты нездорова? Полежала бы, — сказала она.
— Нет, нет, лучше уж ты иди да отдохни, — ответила я.
Но она не ушла — заметила мои заплаканные глаза. Ей даже не пришлось расспрашивать: я сама все рассказала. И до конца моей смены мы пробыли вместе. Перигуль что-то говорила мне, старалась меня отвлечь, и я больше не плакала.
Да, я не плакала, но все равно не могла поверить, что Марат уехал. Казалось, он просто решил меня испытать, проверить мои чувства и потому притворился, будто уезжает. А сам вернулся домой и ожидает меня.