Читаем Ледяная кровь. Полное затмение полностью

Аннелета почувствовала, что Эскив, вероятно, была права. Стратегия, которую она выбрала, обречена на провал. Время деланных улыбок и лести прошло. Наступило время шантажа и угроз.

— Знайте, Сильвина: я не особо жалую вас, а вы не считаете меня любезной. Но я вынуждена признать, что вы, несомненно, лучшая сестра-хлебопек из всех, что встречались на моем пути. А теперь перейдем к фактам.

Сильвина перевела взгляд на дверь. Аннелета рванулась к выходу и с грохотом закрыла ее, навалившись всем телом, чтобы никто не мог войти в помещение. Она погрозила Сильвине указательным пальцем и ледяным тоном сказала:

— Вы не выйдете отсюда живой до тех пор, пока я все не узнаю. Делайте свой выбор, только быстро. Вы...

— Мне ясно одно: вы лишились рассудка. Незаконно лишать меня свободы, да еще в моих владениях! Я обо всем расскажу нашей матушке, а поскольку она не питает к вам особой нежности...

— Правда? Вы знаете об этом? И каким же образом? А, откровения сообщницы! — с угрозой прервала ее Аннелета.

Сильвина Толье прижала амбарную книгу к широкой груди и прошипела:

— Я не скажу ни слова. Мы можем провести здесь всю ночь, если так вам угодно.

— Мне так угодно!

— Что касается моих записей, вы напрасно надеетесь, что я позволю вам проверить их. У вас нет надо мной никакой власти. И не надо злобно ухмыляться и сурово хмурить брови! Оставьте все это для послушниц и некоторых монахинь, которые вас боятся. Мне же вы не внушаете страха.

— Ваши слова доказывают, что вы еще глупее, чем я думала.

— Что... что... — задохнулась от ярости Сильвина Толье.

— Вам предъявят обвинение как сообщнице отравительницы, безмозглая курица! Сообщнице, содействовавшей отравлению наших сестер и матери-аббатисы! Вы понимаете, что вас ждет? Вас разденут до пояса и проведут, закованную в цепи, словно медведя, по улицам соседних поселений, а простолюдины будут кидать в вас камни. А потом вас повесят!

Кровь отхлынула от лица Сильвины Толье, ставшего таким же серым, как зола, устилавшая пол возле двери. Как ни странно, но не возможные пытки и казнь испугали Сильвину. Она оцепенела при самой мысли, что ее обвиняют в столь страшном преступлении.

— Сообщница отравительницы?.. Да вы сошли с ума! Как вы думаете, почему я в поте лица тружусь возле печей? Почему я таскаю на себе все эти поленья? Я мечтала заведовать кухней, как наша милая Аделаида Кондо, да хранит Господь ее душу. — Сильвина горько вздохнула. — Но я не могла претендовать на эту должность. Я не могу оглушить угря ударом о стену или, что еще хуже, перерезать горло славному кролику или молоденькой курочке... А уж убить или содействовать убийству моих сестер, нашей матушки!.. Вы сами дура! Перед собой вы видите сильную женщину, — добавила Сильвина, поднимая свою узловатую руку, — но не фурию.

Что-то в аргументах Сильвины, в ее поведении, слезах, навернувшихся на глаза, подсказало Аннелете Бопре, что она ошибалась. Тем не менее она решила идти дальше:

— И я должна поверить вам на слово? Когда вы пекли ржаной хлеб?

— Да дался вам этот ржаной хлеб! Рожь еще никого не убивала!

— Эта рожь оказалась смертельной.

— Такого не может быть!

— Может. Речь идет о ржи, зараженной спорыньей.

— Спорыньей?

— Это маленькие черные комочки, появляющиеся на колосках. Своего рода шанкр. Когда вы пекли ржаной хлеб, из одной только ржи? — повторила Аннелета, четко выговаривая каждую букву. — Живее, я уже устала. Если я не получу внятного ответа, я немедленно поставлю в известность бальи.

Осознав всю серьезность своего положения, Сильвина принялась лихорадочно перелистывать страницы амбарной книги, которую держала в руках, боясь, что Аннелета отнимет ее.

Сильвина подняла голову и пробормотала:

— В начале филипповок, месяц назад. Потом в октябре. Если перенестись назад... Посмотрим... в мае. Еще раньше я испекла полный противень в феврале. Тогда у нас не было овса и пшеницы.

Май. Эмиссар Папы, тот, который приехал к Элевсии, а затем был найден мертвым с якобы обгоревшими конечностями, постучал в дверь рукодельни именно в мае.

— Хватит увиливать. Я жду от вас коротких и точных ответов. Иначе вас ждет виселица. Вы печете хлеб по распоряжению сестры, в чьем ведении находится кухня, не так ли?

— Конечно. Она лучше всех знает, сколько хлеба требуется для нужд монастыря и раздачи нищим.

— Вы это отмечаете в своей книге?

— Да за кого вы меня принимаете, в конце концов? За слабоумную? Вы ошибаетесь. Конечно, я не такая образованная, как вы. Признаюсь, мне трудно читать длинные тексты, значение замысловатых слов ускользает от моего понимания, но я умею писать. Представьте себе, этому я выучилась здесь, — с гордостью добавила Сильвина.

— Прекрасно, — откликнулась Аннелета. Второй раз с момента их схватки она не кривила душой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Варяг
Варяг

Сергей Духарев – бывший десантник – и не думал, что обычная вечеринка с друзьями закончится для него в десятом веке.Русь. В Киеве – князь Игорь. В Полоцке – князь Рогволт. С севера просачиваются викинги, с юга напирают кочевники-печенеги.Время становления земли русской. Время перемен. Для Руси и для Сереги Духарева.Чужак и оболтус, избалованный цивилизацией, неожиданно проявляет настоящий мужской характер.Мир жестокий и беспощадный стал Сереге родным, в котором он по-настоящему ощутил вкус к жизни и обрел любимую женщину, друзей и даже родных.Сначала никто, потом скоморох, и, наконец, воин, завоевавший уважение варягов и ставший одним из них. Равным среди сильных.

Александр Владимирович Мазин , Александр Мазин , Владимир Геннадьевич Поселягин , Глеб Борисович Дойников , Марина Генриховна Александрова

Фантастика / Историческая проза / Попаданцы / Социально-философская фантастика / Историческая фантастика