— Якорь волочить — тоже не так просто — то и дело кусты да коряги. Да и толку не так много — где-то камень, где-то галька, след прерывистый, легко пересечь и не заметить.
— Здесь нас не ждет ничего хорошего. Здесь никаких ключей и в помине нет — ни горячих, ни вонючих. Где возьмем поплавень?
Через срок телунды потеряют плавучесть, без транспорта останемся. Жилье нормальное не построишь. Меди тоже, похоже, нет, да ничего нет — камни, и те поодиночке разыскивать надо. Да и мало прошли. Вдруг Мутноглазый и сюда дотянется своими погаными руками?!
— Вряд ли дотянется, но место мне тоже не нравится. Давайте идти и идти вперед. Туда, куда чутье подсказывает. Не может же эта тягомотина быть бесконечной.
— Идти, так идти, хоть к ялдобродам, хоть прямиком в преисподнюю! А ну, налегай! — Кобулаки натянули стропы, улзени радостно засверкали и зачирикали, носясь кругами. Телунды одна за другой, чуть проехав по илу, тяжело поднялись, караван отправился наудачу.
Так они и шли не спеша по унылой пустынной равнине, благо кобулакам хватало растений, а беглецам с улзенями — моллюсков.
Говорили мало, да и не о чем было говорить, разве что иногда делились мечтами о неведомых приветливых краях, куда они когда-нибудь обязательно попадут. Были огорчения — умер старый умный улзень — и радости — родились три мальца-улзеня, — нашли кусты пупырышника — попировали и пополнили запасы. Сознание съеживалось от однообразия пути. То прилипнет и крутится в голове глупый мотивчик, то одолевают грезы о домашней пище. Сколько они так шли? Полсрока, срок, а может, все полтора. Сколько они прошли? Для этого нужно знать, как петляли, а это одному Ензидрину известно. Так и шли, пока не набрели на небольшой овраг.
Наконец-то встретилось хоть что-то, кроме редких кустов и камней! Караван пошел вдоль оврага, который становился шире и глубже, превратившись в ущелье. Беглецы прибодрились и повеселели. Вдруг улзени резко поднялись вверх и замерли издавая отрывистые щелчки. Кобулаки тоже встревожились и замедлили ход.
— Что там?.. — пробормотал возница. — Судя по улзеням, ничего хорошего.
Все собрались у головной телунды. Никто ничего не понимал.
Там, впереди, не высвистывалось ничего необычного.
— Нет там ни жмора… — сказал старший беглец. — Стойте, всем тихо! Слушайте! — он свистнул, что есть силы.
— Ну, действительно, пусто там, ничего нет.
— В том то и дело, что пусто. Дальнего эха нет. Всегда что-то отражается от кустов, от дна. А там вообще ничего нет… Пустота. Почему, по-вашему, скотина встревожилась? Она отродясь такого не встречала.
Караван осторожно двинулся вперед. Вскоре кобулаки заупрямились и встали.
— Подождите здесь, — сказал старший из первопроходцев.
Я вспомнил нечто подобное — такое же ощущение. Когда мы с друзьями в молодости шлялись по вулкану, эхо так же пропадало перед обрывом. Там был огромный обрыв — край провала. Я уверен, что здесь тоже обрыв.
Старший с двумя товарищами двинулся вперед. Следом, боязливо прижимаясь ко дну, потянулись два молодых улзеня. Конечно, это был обрыв — страшный и влекущий. Страшный — потому что не откликался эхом. Влекущий — потому что будил воображение.
Старший заплыл за край и позвал остальных. Улзени, преодолевая страх, последовали за хозяевами. Все пятеро неподвижно зависли над бездной.
— Как будто край мира, — сказал один.
— Ты веришь в эти старинные сказки? — спросил другой.
— В сказки мы не верим, но тут нечто серьезное, — сказал Старший и изо всех сил свистнул.
Эхо нарисовало почти отвесный обрыв с ребрами и зубцами. Но через три стука улзени встрепенулись, будто услышали что-то еще.
— Все-таки, там внизу что-то есть… должно быть, — заключил старший. — Так не высвистать, нужен гонг. Тяжелый он, жмор его, но делать нечего. Гонг сняли со второй телунды и потащили вшестером, держа за растяжки. Седьмой нес молот с длинной ручкой.
— Растягивай лицом вниз, чуть в сторону от стены, — скомандовал Старший.
— Лупи!
Седьмой с размаха ударил молотом в гонг, и тут же заглушил его, обхватив руками.
— Тихо… тихо… — через три стука зазвучали еле слышные раскаты.
— Есть! Стена переходит в склон, он идет отрогами, между ними долины. Конца склона, так, чтобы он переходил в плоское дно, я не слышал.
— Я тоже не слышал конца склона, но мне показалось, что он становится положе.
— А мне кажется, что склон покрыт растительностью, ведь эхо было мягким. Почувствовали?
— Поплыли назад. Тут надо крепко подумать.
Одиннадцать беглецов разбили лагерь у края пропасти. Они несколько раз заплывали с гонгом — всё дальше. Никто не слышал плоского дна, но улзени упорно реагировали на десятом стуке, когда раскаты эха от отрогов обрыва уже заканчивались, — опускали головы и резко расправляли уши. Слышали ли они дно бездны? Как жаль, что они не умеют говорить! И еще у всех появилось ощущение, что снизу едва заметно веет теплом.
— Что ж, братья, нам остается единственный путь — вниз, — держал речь Старший. — Иначе мы скоро окажемся без телунд, а значит, и без всего снаряжения, без оружия, инструментов и утвари.