Ледяная трилогия

— Ньет. Гульят. Дишат, — произнес иностранец на ломаном русском, повернулся и пошел по бульвару.

Сопровождающий двинулся за ним. Автомобиль развернулся и поехал рядом.

Я взял Фер под руку. И мы последовали за ними. Эп и Рубу двигались поодаль. Иностранец пошел по бульварному кольцу в сторону Тверской. По бульвару шли редкие прохожие. Иностранец дошел до Петровки, свернул по направлению к центру. Возле Петровского монастыря он остановился и поежился:

— Сьергей. Холёдно. Домой.

Сопровождающий сделал знак водителю автомобиля.

Тот подъехал. Сопровождающий подошел к машине, открыл заднюю дверь. Я оглянулся: впереди удалялась коляска и шла, пьяно посмеиваясь, пара мясных машин. Редкие фонари освещали ночную Петровку. Лаяла собака. Я торкнул сердца братьев. Они поняли . Братья выхватили оружие. Эп ударил сопровождающего наганом по голове. Тот упал. Я навел пистолет на иностранца:

— Bouge pas![1]

Рубу приставил наган к ветровому стеклу автомобиля. Водитель замер.

— Montez dans la voiture![2] — приказал я иностранцу.

Он стал медленно садиться в автомобиль. Я подтолкнул его. Рубу сел на переднее сиденье рядом с водителем. Упавший чекист застонал. Эп и Фер подняли его и впихнули в машину. Фер втиснулась следом.

— Останься, — сказал я Эп. — Вызови Пило и Джу.

И он отошел от машины в темноту.

Иностранец был напуган. Я сидел с ним рядом, уперев пистолет ему в живот. Разбитая голова сопровождающего была у меня на коленях.

— Сидите спокойно, — сказал я ему по-русски.

— Разворачивайся, — приказал Рубу водителю, обыскивая его.

Водитель послушно стал крутить руль. Оружия у него не оказалось.

— Поедешь в Люберцы. — Рубу приставил наган к виску водителя.

— Бензина не хватит, — пробормотал водитель.

Я увидел, что он обманывает. И быстро просмотрел его:

— Хватит бензина. Вспомни погибшую жену. Не бойся пчел. Третий раз тебя не покусают.

Водитель замер.

— Глотни из тещиной фляжки. И поехали.

Водитель непонимающе покосился на меня. Потом дрожащей рукой открыл дверцу рядом с приборной доской, достал фляжку с зубровкой. Сделал большой глоток. Закрыл фляжку, убрал.

И мы тронулись.

По дороге иностранец стал спрашивать меня по-французски, кто мы и что хотим. Я ответил, что мы не причиним ему вреда. Сопровождающий слабо стонал всю дорогу, потом затих: сердце его остановилось. Удар Эп оказался слишком сильным. Прибыв на место, мы въехали на территорию дачи. Связали водителя и заперли в подвале. Иностранца ввели в дом. Едва за ним закрылась дверь, мы набросились на него, дрожа от нетерпения. Рубу схватил его сзади и прижал к себе, Фер разорвала на груди одежду, взвизгивая, обхватила его колени. Он был очень напуган. Потому что не понимал наших действий. Он предлагал нам деньги. Достав с чердака ледяной молот, я ударил его в грудь так сильно, что он сразу потерял сознание, а из носа и из ушей его потекла кровь. Мы припали к нему.

— Ковро, Ковро, Ковро, — откликнулось его сердце.

Мы закричали от радости. Сердца ликовали. Раздев брата Ковро, мы омыли его, обтерли, перевязали грудь и уложили в постель. Ожившее сердце вывело его из обморока. Обессиленный, он лежал при свете керосиновой лампы. И смотрел перед собой широко открытыми зелено-голубыми глазами. Мы сидели рядом. И осторожно трогали его сердце. Мы успокаивали его. У нас уже был опыт обращения с проснувшимися сердцами.

Ковро стал слабо бормотать по-немецки. Он терял сознание и снова приходил в себя. Проснувшееся сердце совсем обессилело его: он не мог пошевелить пальцем. Фер гладила ему руки, лизала и грела дыханием побелевшее лицо. Мы гладили его тело.

Он был немцем. В мире мясных машин его звали Себастиан Вольф. Ему только что исполнилось тридцать пять лет. Он происходил из солидной промышленной династии: его отцу и дяде принадлежали угольные шахты в Бохуме и медеплавильный завод в Дюссельдорфе. Едва окончив гимназию, он добровольцем пошел на фронт, был ранен шрапнелью и демобилизовался. Выучившись в Ганновере и в Оксфорде, он получил два диплома — архитектора и электротехника. Отказавшись от места управляющего на отцовских шахтах, Вольф стал сам делать себе карьеру. Организованное им проектное бюро занялось перспективным делом — подземными коммуникациями. К тридцати годам Себастиан Вольф состоялся в Европе как известный проектировщик. Он строил подземные заводы и цитадели, прокладывал тоннели в горах и шахты для метро. Проектное бюро «S.Wolf und Co.» стало модным в подземном строительстве. Большевики предложили ему огромные деньги за проект подвода коммуникаций для московского метро. Вольф согласился. Приехав полгода назад в Москву, он подписал контракт. Официально в печати его имя не фигурировало: советская пропаганда не могла допустить, чтобы в проектировании московского метро принимал участие буржуазный инженер. Он согласился и на это: ему был важен сам проект и деньги. Проект был почти готов. В Германии Вольфа ждали жена, дочь и сын.

Но его главной страстью было покорение подземелий.