— Не то что безумие, а запретный ход. Ну, как в шахматах, взять и пойти королем за край доски. Король должен играть на доске. А человек должен жить.
— А если невыносимо жить?
— Жить в любом случае невыносимо. А поэтому — нужно!
— А если — бессмысленная жизнь?
— Жизнь во многом бессмысленна.
— А болезнь… боль, страдание? Рак, например?
— У вас рак, мисс Дробот?
— Нет пока! — ответила Ольга и горько усмехнулась.
— А у меня — да. Поздравьте! — улыбался старик.
Ольга молча уставилась на него.
— Вчера. На медосмотре. Рак печени, как и ожидалось, — кивнул головой старик.
Вчера в бункере был обязательный ежемесячный медосмотр, цель которого — выявление серьезно больных. Как правило, судьба их решалась быстро — через несколько дней их навсегда уводили охранники. На бункеровском жаргоне это называлось «вознесением». Ольга была свидетельницей трех таких «вознесений» — забрали сошедшего с ума ирландца, вскрывшую себе вены венгерку и канадца с тяжелой формой астмы.
— Собственно, мисс Дробот, я подозревал, что так и случится, — продолжал Вольф, невозмутимо расправляя очередной ремешок. — Полвека тому назад мой папаша промахнулся и стукнул меня ледяным молотом по верхнему отделу печени. Признаться, сильно стукнул.
— И они… вам уже объявили точно?
— Диагноз налицо. Пора возноситься.
— А… когда? — спросила Ольга и спохватилась. — Простите, господин Вольф, мою глупость…
— Вполне корректный вопрос, — усмехнулся старик. — Сегодня, перед отбоем. Как старожилу они предложили отсрочку в две недели. Но я отказался.
Ольга понимающе кивнула. И вдруг остро почувствовала, что ей будет сильно не хватать старика Вольфа.
— В связи с моим сегодняшним «вознесением» позвольте пригласить вас на прощальный ужин? Так сказать, последняя трапеза…
— Конечно.
— Ну и прекрасно. За ужином и поговорим.
Вольф опустил глаза и занялся своей неторопливой работой.
«Рак… — подумала Ольга, косясь на его руки в резиновых перчатках. — Завтра его уже не будет. А я останусь здесь. Гнить заживо…»
За ужином Вольф не сказал Ольге ничего нового. Она же говорила много, расспрашивала его, по-прежнему пытаясь понять и осмыслить произошедшее с ней. Вольф говорил мало, повторяя сказанное давно, отмалчивался, подолгу жуя неприхотливую еду, смакуя кусочки рыбы и овощей, словно прощаясь с ними. Закончив есть, он помолчал, отпил остывший зеленый чай и заговорил: