Ледяная трилогия

Узкое и длинное пространство кабинета, серовато-коричневые стены, итальянская кабинетная мебель. За изогнутым волной столом из испанской черешни сидел Матвей Виноградов : 50 лет, маленький, черноволосый, узкоплечий, остроносый, худощавый, в хорошо сидящем костюме из лилово-серого шелка.

Напротив сидел Боренбойм.

— Моть, ты извини, ради бога, что я тебя затеребил с утра пораньше, — потянулся Боренбойм. — Но сам понимаешь.

— Да ну что ты, — отпил кофе Виноградов. Взял со стола ту самую карту VISA Electron:

— 69 тысяч, да?

— 69, — кивнул Боренбойм.

— И пин-код написан. Круто. Дело серьезное, Боря. Такие подарки плохо пахнут.

— Очень.

— Слушай, и никто ничего тебе не звонил, не наезжал, да?

— Абсолютно.

Виноградов кивнул.

Вошла Соколова с бумагой в руке: 24 года, стройная, в салатовом костюме, с непримечательным лицом. Протянула бумагу. Виноградов взял, стал читать:

— Я так и думал. Свободна, Наташенька.

Она вышла.

— Ну и чего? — нахмурился Боренбойм.

— Они сделали совсем по-простому. Вполне легально, в соответствии с ЦБ и Гражданским кодексом. Значит: даритель оформляет основную карточку на паспорт какого-нибудь бича, а одновременно в заявлении указывается желание оформить и дополнительную карточку. На твое имя. При получении карточек основная карточка на подставного бича изымается и уничтожается. Остается только твоя. Найти этого бича, в твоем случае — Курбашаха Радия Автандиловича, родившегося в городе Туймазы 7 августа 1953 года, практически невозможно. В каких мирах обретается сейчас этот Курбашах — один Аллах знает. Сделано с толком, в общем. Хотя…

— Что?

— Я бы сделал еще проще. Есть уж совсем анонимный продукт: VISA Travel Money. Там вообще нет имени владельца. Не пользовался?

— Нет… — недовольно отвел глаза Боренбойм.

— Любой Петров может завести эту карточку и отдать ее Сидорову. У меня был прецедент. Одна баба продала в Киеве шесть квартир, и чтобы не везти бабки через хохляцкую таможню, попросила сделать себе эту VISA Travel Money. Но есть одна проблема: лимит одноразовых операций в наших русских банкоматах — не более 340 баксов в день. Короче, эта баба почти пять месяцев доила автоматы, как коз, а потом кончилось тем, что один автомат проглотил ее карту, а она…

— Моть, что мне делать? — перебил его теряющий терпение Боренбойм.

— Знаешь что, Борь, — Виноградов почесал свой лоб костяным ножом, — надо тебе с Толяном переговорить.

Соколова вышла.

— Он у себя? — нервно качался в кресле Боренбойм.

— Нет. Он сейчас плавает.

— Где?

— В «Олимпийском».

— С утра пораньше? Молодец.

— В отличие от нас с тобой Толя правильный человек! — засмеялся Виноградов. — Утром плавает, днем работает, вечером нюхает и трахается, ночью спит. А у меня все наоборот! Поезжай. Днем ты его не поймаешь. Это нереально.

— Не знаю… удобно ли. Я его встречал пару раз. Но близко мы не знакомы.

— Не важно. Он человек дела. Ну, сошлись на меня или на Савку, если хочешь.

— Думаешь?

— Поезжай, поезжай, прямо сейчас. Не теряй время. Твои эфэсбэшники ни хера не знают. А он тебе все расскажет.

Боренбойм резко встал, морщась, схватился за грудь.

— Чего такое? — насупил красивые брови Виноградов.

— Да… что-то вроде… остеохондроза, — расправил худые плечи Боренбойм.

— Плавать надо, Борь, — серьезно посоветовал Виноградов. — Хотя бы два раза в неделю. Я такой развалиной был раньше. А сейчас вот даже курить бросил.

— Ты сильный.

— Не сильней тебя. — Виноградов встал, протянул руку. — Ты мне позвони потом, ладно?

— Конечно. — Боренбойм пожал худые, но жесткие пальцы Виноградова.

— Да и вообще, Борьк. Чего-то редко мы видимся. Как бессердечные какие-то.

— Что? — настороженно спросил Боренбойм.

— Редко вместе бухаем, Борь. Бессердечные мы с тобой стали!

Боренбойм стремительно побледнел. Губы его задрожали. Он схватился за грудь.

— Нет. У меня… есть сердце, — твердо произнес он. И разрыдался.

— Борь… Борь… — привстал Виноградов.

— У… меня… е… есть… се… сердце! — рыдая, проговорил Боренбойм и рухнул на колени. — Есть… ееесть… е… е… е… е… ааааа!!

Рыдания сотрясли его, слезы брызнули из глаз. Он согнулся. Упал на ковер. Забился в истерике. Виноградов нажал кнопку селектора:

— Таня, быстро сюда! Быстро!

Обежав вычурный стол, склонился над Боренбоймом:

— Борьк, дорогой, что с тобой?.. ну найдем мы этих гадов, не бойся ничего…

Боренбойм рыдал. Прерывистые всхлипы слились в хриплый вой. Лицо Боренбойма побагровело. Он сучил ногами.

Вошла секретарша.

— Воды дай! — крикнул ей Виноградов.

Она выбежала. Вернулась с бутылкой минеральной. Виноградов набрал воды в рот, прыснул на воющего Боренбойма. Тот продолжал выть.

— У нас успокоительное есть? — Виноградов придерживал голову воющего.

— Анальгин только… — пробормотала секретарша.

— Валерьянки нет?

— Нет, Матвей Анатольич.

— Ничего у тебя нет… — Виноградов намочил носовой платок, попытался приложить ко лбу Боренбойма.

Тот выл и корчился.

— Еб твою… что это за… — растерянно причмокивал Виноградов, стоя на коленях.

Стал лить воду из бутылки на побагровевшее лицо Боренбойма.

Не помогло. Корчи сотрясали тело.

— Чего-то не то, — качал головой Виноградов.