Ледяное пламя

- К черту! Хватит читать эту галиматью! Послушай, Джим, я говорю правду. Враг - воплощение твоей ярости после смерти родителей. Когда тебе было десять, она стала такой огромной, что ты испугался и запихнул ее в другое "я". Но твоя уникальность в том, что, в отличие от других жертв раздвоения личности, живущие в тебе существа способны появляться в реальном мире.

Слова Холли сильно походили на правду, но верить в нее Джиму не хотелось.

- Ты хочешь сказать, что я сумасшедший? Ведь так надо тебя понимать? Псих с манией переустройства общества.

- Не говори так, - быстро прервала его Холли. - Просто у тебя возникли проблемы. Ты сам загнал себя в тупик и теперь должен найти из него выход.

Джим покачал головой. Его лоб покрылся мелкими капельками пота, в лице появилась смертельная бледность.

- Не обманывай себя, Холли. Если все в твоих словах - правда, я конченый человек и мое место в сумасшедшем доме. Ты ведь и сама это понимаешь.

Она взяла его ладони в свои и крепко сжала.

- Не надо. Не говори так. Ты можешь найти выход. Я знаю, ты можешь. Все будет хорошо.

- Как? Боже мой, Холли, как я...

- Ты не такой, как все, - отрезала она. - В тебе огромные, невероятные силы. Стоит захотеть - и они принесут столько добра! Ты способен сам себя исцелить. Если тебе удается оживлять стены, предвидеть будущее, спасать людей, то ты наверняка сумеешь сам избавиться от недуга.

Сильнейшее недоверие отразилось на лице Джима.

- Откуда у простого смертного такие способности?

- Не знаю, но у тебя они есть.

- Их давали высшие силы. Пойми, Холли, - никакой не Супермен.

Холли в сердцах ударила кулаком по рулю.

- Ты телепат, телемаг и теле-черт знает что еще! Ну хорошо, летать, гнуть рельсы голыми руками, бегать быстрее пули ты не умеешь. Но кого еще можно сравнить с Суперменом? Кстати, ему следовало бы кое-чему у тебя поучиться. Ты видишь будущее, пусть только фрагментами и не все время, но видишь!

Ее убежденность произвела на Джима впечатление.

- Но как получилось, что я стал таким?

- Не знаю.

- Вот и конец твоей теории.

- Ерунда, - угрюмо сказала Холли. - Желтое все равно останется желтым, даже если я не знаю, почему глаз видит разные цвета. В тебе есть огромные силы, ты сам - сила, и не надо кивать на Господа Бога или пришельцев в пруду.

Джим отпустил ее руки и приник к ветровому стеклу, за которым открывалась унылая панорама сухих полей и изгибалась черная нитка шоссе. Казалось, он испытывает страх при мысли о скрытых в нем гигантских возможностях. Обладание ими накладывает бремя ответственности, а Джим не верил в собственные силы.

Холли заметила, что он прячет глаза, и поняла: Джим стыдится своей болезни. Он, сильный и гордый, не хотел поверить в выпавшее на его долю несчастье. Рушилась жизнь, с таким трудом отстроенная заново, жизнь, где высшей ценностью была уверенность в себе и монашеское одиночество аскета, которому никто не нужен, кроме Бога. Он думал, что, уйдя от людей, принял хорошо обдуманное решение, а ему говорят: этот поступок - отчаянная попытка справиться с бурей воспоминаний, грозивших его погубить. Получается, потребность в самоконтроле вывела Джима за границы разумного.

Холли вспомнила слова в блокноте:

"Я ИДУ. ТЫ УМРЕШЬ".

- Куда мы едем? - удивился Джим. Машина повернула в сторону Нью-Свернборга. Вместо ответа Холли спросила:

- В детстве ты был обычным ребенком?

- Таким же, как все остальные, - быстро ответил Джим, и она отметила резкость и поспешность его ответа.

- Никаких признаков скрытых талантов?

- Никаких.

Внезапная нервозность Джима, угадывавшаяся в дрожании рук и порывистых беспокойных движениях, убедила Холли, что она на верном пути. ОН не был обычным ребенком. Ее вопрос напомнил ему о прошлом и открыл глаза на происхождение его уникальных способностей. Но Джим не хочет примириться с действительностью и пытается укрыться за щитом отрицания.

- Ты что-то вспомнил?

- Ничего.

- Хватит секретничать, Джим.

- Ну правда, ничего.

Ей ничего не оставалось, как сказать:

- Нет, Джим. Ты не такой, как все. И пришельцы здесь ни при чем.

Похоже, воспоминания, которыми он не хотел с нею поделиться, поколебали уверенность Джима, и он неохотно проронил:

- Не знаю.

- Это правда, Джим.

- Может быть.

- Помнишь, как вчера вечером Друг сказал, что, по их меркам, он ребенок? Так вот - он действительно ребенок, вечный ребенок. Ему всегда десять лет, потому что, когда ты его создал, тебе тоже было десять. Теперь ясно, почему он так любит порисоваться, а чуть что - сразу обижается. Друг ведет себя не как ребенок из другой галактики, которому десять тысяч лет, а как обыкновенный десятилетний мальчишка.

Джим опустил веки и откинулся на спинку сиденья, как будто разговор утомил его, но сжатые кулаки, которые он держал на коленях, выдавали его внутреннее напряжение:

- Куда мы едем, Холли?

- Устроим небольшую экскурсию. Дорога шла мимо золотистых холмов и полей. Немного передохнув, Холли возобновила осторожный натиск: