Ледяное сердце

— Правдивый Писарь, — сказал я. Глаза Мартин расширились.

— Вам известно об этом? Гордон любит говорить о себе в третьем лице. Он выбирает себе гадкие псевдонимы. «Гордстер», «Неустрашимый мистер Шулль», «Правдивый Писарь». Гордон всегда был посмешищем. К сожалению, это посмешище — мой болезненный раздражитель. А теперь вы говорите, что он еще убил кого-то… а наши кабинеты разделяют несколько футов… это тревожит меня. Я в опасности?

— Я не вижу опасности, профессор, — ответил Майло.

— Кого он убил?

— Людей, причастных к искусству. Глаза Мартин вылезли из орбит.

— Что, было не одно убийство?

— Боюсь, это так, профессор.

— Мне, безусловно, следует уйти на некоторое время в отпуск.

— Что вы можете сказать нам о Кевине Драммонде? — спросил Майло.

— То, что я уже сказала профессору Делавэру, правда. Ничего конкретного об этом парне не помню. После визита я внимательнее прочла его личное дело. Средний студент, не более того.

— Вы не помните ничего о его совместных с Шуллем увеселительных прогулках в городе?

— Извините, нет. Студенты входят в кабинет Гордона и выходят из него. Студентов определенного типа Гордон привлекает. Конкретно мистера Драммонда я не припоминаю.

— Студенты какого типа находят Гордона привлекательным? — спросил Майло.

— Гордон в курсе всех современных тенденций, и это воздействует на самых впечатлительных. Уверена, больше всего ему хотелось бы стать ведущим шоу в музыкальной программе телевидения.

— Делал ли Шулль попытки вступить в интимную связь со студентками? — поинтересовался я.

— Возможно.

— Возможно? — переспросил Майло.

— Жалоб не поступало, но, если бы они были, это ничуть не удивило бы меня. Большинство из тех, кто общается с Гордоном в служебное время, — это, по-моему, студентки.

— Но жалоб на сексуальные домогательства не было?

— Нет. Интимные отношения студентов нашего учебного заведения — неотъемлемая часть нашей жизни, и жалобы крайне редки. Как правило, это происходит по взаимному согласию. Не так ли, профессор Делавэр?

Я кивнул.

— Кевин Драммонд голубой, — сообщил Майло. — Не следует ли нам поговорить об этом?

— Вы хотите спросить, не бисексуален ли Гордон? Я не интересовалась этим, но меня не удивит ничего, что бы вы о нем ни сказали. Он из тех, кого в добрые старые времена называли мерзавцами. Очень хорошее слово. Жаль, что оно вышло из употребления. Это классический тип балованного ребенка, который хвастается и делает все, что взбредет ему в голову. Вы с его матерью встречались?

— Еще нет. Мартин улыбнулась.

— Вам необходимо это сделать. Особенно вам, профессор Делавэр. Это как раз по вашей специальности.

— Источник психопатологии? — спросил Майло. Мартин бросила на него долгий изумленный взгляд.

— Этой женщине неизвестны ни учтивость, ни здравомыслие. Каждый год во время благотворительного обеда она загоняет меня в угол и напоминает о том, сколько денег пожертвовал ее муж, после чего переходит к рассказу о необычайных совершенствах своего «малыша». Гордон демонстрирует свою претенциозность вполне непосредственно. Она же говорит о себе как о светской даме, но мне удалось узнать, что ее первый муж, отец Гордона, был пьяницей. Этот несостоявшийся агент по торговле недвижимостью получил срок за мошенничество. Он и брат Гордона погибли при пожаре, когда Гордон был еще маленьким, а через несколько лет мать нашла ему нового папочку с деньгами. — Майло писал в своем блокноте. — Ну вот, я немного просветила вас. Но я устала, и если это все…

— Если у вас есть образец литературного творчества Шулля, это помогло бы нам.

— В моем кабинете. Я получила его последний годовой доклад-самовосхваление. Подобные доклады о проделанной работе и о дальнейших планах обязаны представлять все преподаватели. Для Гордона это пустая формальность, поскольку мы оба знаем, что должность обеспечена ему пожизненно.

— Возможно, нет, — заметил Майло.

— Как приятно это звучит. Завтра я приду на работу рано утром и сразу же отправлю вам этот доклад с курьером.

Мартин проводила нас до двери, где Майло поблагодарил ее.

— Я сделала это с удовольствием, — ответила она. — В самом деле… если подумать, то, что Гордон — убийца, не вызывает у меня большого удивления.

— Почему же, мадам?

— Такое неискреннее и мелкое существо способно на все.

42

Ночь для Петры выдалась удачная.

Воздух был чист. Небо стало темно-малиновым там, где неоновые огни Голливуда не превращали его в серое. А Гордона Шулля хорошо знали в клубах, притонах и нетрадиционных книжных магазинах.

Воспоминания страдающего от похмелья бармена из «Скру», омерзительного заведения в Вермонте, посещаемого одними подонками, были типичны.

— Да, я видел его. Он всегда в черном и пытается подцепить кого-нибудь из молоденьких цыпочек.

— С успехом?

— Возможно, иногда.

— Какую-нибудь девушку конкретно?

— Все они одинаковые.

— Что вы еще можете сказать о нем?

— Просто старое чучело, которое хочет казаться холодным как лед… Ну, вы знаете. — Что знаю?

— То, как вообще идут дела.