Ледяное сердце

Это была водопроводная вода в бутылке из-под спрайта объемом в полгаллона. Он принес ее из дома.

Эрик держал под наблюдением квартиру Кевина Драммонда на Россмор.

Он прибыл сюда еще до рассвета и проверил тыльную сторону здания, пройдясь по-кошачьи легко в своих стареньких кедах.

Машины Кевина видно не было.

И неудивительно. Выбрав себе удобное место по диагонали от мрачного кирпичного здания, Эрик без особого напряжения наблюдал за входом — даже случайный прохожий не понял бы, чем он занимается.

Да и едва ли кто-то вообще обратил бы на него внимание — на протяжении всего квартала множество машин, а Шталь приехал на своем бежевом фургоне «шеви» с затемненными стеклами, причем гораздо темнее, чем разрешено законом.

Полный комфорт… еще в первый час дежурства с неба спикировала голубошейка и прочертила тень поперек здания. С тех пор округ словно вымер.

Семь часов двадцать две минуты наблюдения.

Кому-то это показалось бы настоящей пыткой, Шталь же получал удовольствие.

Сидеть. Пить воду из бутылки. Внимательно смотреть.

Изгнать из головы все образы.

Сознание должно быть ясным, как и все прочее.

Глава 23

Я вызвался сделать это сам.

Нанести визит в колледж «Чартер» и попытаться найти там образец сочинения Кевина Драммонда.

— Спасибо, — сказал Майло. — Хорошая мысль. У тебя такой профессорский вид.

— У меня?

— Ты сможешь выглядеть как профессор — это комплимент. Я питаю глубокое уважение к учености.

Прежде чем направиться туда, я решил закончить одно дело: осуществить вторую попытку переговорить с Кристианом Бэнгсли, генеральным директором сети ресторанов «Харт энд хоум». После первого звонка прошло несколько месяцев. На этот раз секретарша соединила меня. Едва я представился, Бэнгсли заявил:

— Я получил первое сообщение. Не позвонил вам потому, что сказать мне нечего.

— Кто-нибудь тайно преследовал Чайну?

— Зачем это понадобилось по прошествии стольких лет?

— Дело еще не закрыто. Что вам об этом известно?

— Я не видел, чтобы кто-нибудь пытался закадрить Чайну.

Напряжение в его голосе заставило меня проявить настойчивость.

— Но она что-нибудь говорила вам?

— Черт побери! Я уже забыл обо всем этом. Но есть какое-то дерьмо, не позволяющее мне забыть.

Вспомнив об объявлении в Интернете: «Бывший музыкант из «Чайна уайтбой» ликвидирует фирму… прекращает погрязшее в нищете, пораженное раковой опухолью большое дело», — я спросил:

— А вас самого никто не преследует?

— Ничего регулярного, но иногда я получаю письма от людей, называющих себя поклонниками и недовольных тем, что я делаю.

— А в полицию вы обращались?

— Мои адвокаты считают, что это не имеет смысла. То, что мне выражают недовольство по поводу устройства моей жизни, не преступление. Свободная страна и все прочее. Но мне не нужно паблисити. Сейчас я разговариваю с вами только по одной причине: адвокаты посоветовали потолковать, если вы попытаетесь еще раз. Иначе вы сочли бы, что я увиливаю от ответов. Но это не так. Я просто бессилен помочь вам. О'кей?

— Извините за беспокойство. Обещаю: все, что вы мне скажете, я сохраню в тайне. То, что случилось с Чайной, внушает не просто беспокойство.

— Понимаю, понимаю, Боже мой… Ну хорошо, вот что было. Однажды Чайна пожаловалась на то, что кто-то к ней пристает. Ходит по пятам. Я не принял этого всерьез, потому что ее преследовала параноидальная идея угрозы извне. Она находилась в большом напряжении.

— Когда она начала жаловаться?

— За месяц или два до того, как исчезла. Я сообщил об этом копам, но они послали меня куда подальше и потребовали подробностей. Так что это было бесполезно.

— На что конкретно жаловалась Чайна?

— Она была уверена, что за ней украдкой подглядывают, преследуют ее и так далее. Но на самом деле Чайна никого не видела и описать не могла. Так что, вероятно, копы были правы. Она говорила об этом как об ощущении, но недостатком ощущений Чайна не страдала, особенно в состоянии подпития, а в таком состоянии она находилась почти всегда. Параноидальный бред мог возникнуть у нее вообще без всякой причины.

— Она никогда не обращалась в полицию.

— Верно, — ответил Бэнгсли. — Чайна и полиция. Дело в том, что она была не просто испугана, ее охватил ужас. Чайна постоянно твердила, что, если ее преследователь покажет свою морду, она разобьет ее, вырвет ему глаза и насрет в глазницы. Чайна всегда была агрессивной.

— По-настоящему?

— Что вы имеете в виду?

— Была ли она действительно бесстрашной или только делала вид?

— Не знаю. В самом деле не знаю. Чайну было трудно понять. Она отгородилась своеобразной стеной, а наркотики были чем-то вроде строительного раствора.

Пол Бранкуси о преследователе не упоминал, и я спросил:

— Говорила ли Чайна еще кому-нибудь о том, что кто-то ее преследует? Другим членам джаз-банда.

— Сомневаюсь.

— Почему?

— Мы с Чайной… — Бэнгсли колебался, — были более близки. Вообще-то она была лесбиянкой, но некоторое время мы занимались с ней любовью. Черт побери, именно этого мне совсем не хотелось. Сейчас я женат и ожидаю второго ребенка…

— Ваши любовные дела никого не интересуют. Важно лишь то, что вам известно о ее преследователе.