— Это, мягко говоря, не совсем обычно.
— Прошу прощения. Я проводил исследование в вашей библиотеке и обнаружил одно место, где упоминается ваше имя. Но если вы предпочитаете назначить мне встречу заранее…
— В каком контексте упоминается мое имя?
— Кафедра общественной информации. Я занимаюсь одним из ваших учеников. Кевином Драммондом.
— Вы занимаетесь им, то есть им занимается полиция?
— Да.
— В чем конкретно подозревают мистера Драммонда?
— Вы знаете его?
— Я знаю имя. Наша кафедра немногочисленна. Так что все-таки натворил мистер Драммонд?
— Может быть, ничего, а может быть, совершил убийство.
Элизабет Г. Мартин сняла очки. Из коридора доносились глухие удары: стучали ботинки по пробке. Юношеские голоса то усиливались, то становились тише.
— Давайте уйдем отсюда, — предложила она.
Пол в ее кабинете покрывал персидский ковер, а вдоль стен выстроились стеллажи. Во всем чувствовался строго соблюдаемый порядок. Окна выходили на роскошные лужайки. Между стеллажами висели калифорнийские пейзажи, выполненные в импрессионистской манере. Позади резного, слегка приподнятого стола Элизабет Мартин красовались диплом университета Беркли о присвоении ей ученой степени доктора философии и прочие свидетельства о наградах, полученных в течение десяти лет. На столе стояли небольшой портативный компьютер и набор изящных стеклянных канцелярских принадлежностей. В камине зеленого мрамора лежали остывшие обуглившиеся дрова.
Мартин села и жестом указала мне на стул.
— Что же все-таки происходит?
Я проявил откровенность, возможную в данной ситуации.
— Все это хорошо, профессор Делавэр, но возникает проблема с применением Первой поправки, не говоря об академических свободах и элементарной этике. Полагаю, вы не надеетесь, что мы откроем вам все наши архивы, желая упростить ваше расследование?
— Меня интересует не конфиденциальная информация о Кевине Драммонде, а лишь то, что связано с расследованием в рамках уголовного дела, в частности, вопросы, относящиеся к дисциплине. — Элизабет Мартин держалась бесстрастно. — Речь идет о нескольких убийствах, — добавил я. — Если выяснится, что Драммонд совершил уголовное преступление, эта информация станет достоянием общественности. Если с ним возникали проблемы подобного рода здесь, а «Чартер» скрыл это, то объектом расследования станет и сам колледж.
— Это угроза?
— Нет, просто я объясняю, как может обернуться дело.
— Консультант полиции… эта ваша деятельность не идет вразрез с мнением вашего научного департамента? Вы полностью информируете его?
— Это угроза? — улыбнулся я.
Мартин потерла руки. На каминной полке в серебряной рамке стояла фотография, запечатлевшая ее в красной мантии рядом с седым мужчиной в смокинге. Он был старше Мартин лет на десять. На другой фотографии она была в партикулярном платье рядом с тем же мужчиной. Их сняли на фоне зданий, крытых черепицей. Еще одна фотография: часть зеленовато-голубого канала. Изогнутый нос гондолы. Венеция.
— Какими бы ни были последствия, я не могу на это пойти.
— Логично, — согласился я. — Но если есть то, о чем я должен знать — о чем должна знать полиция, — вы, оказав нам помощь, облегчите жизнь множеству людей.
Взяв из кожаного футляра золотую ручку, Мартин начала постукивать ею по столу.
— Скажу вам следующее: я не припомню, чтобы Драммонд создавал какие-то проблемы для кафедры. В нем не было… совершенно ничего от убийцы. — Постукивание ручкой свидетельствовало о том, что Мартин оказалась в затруднительном положении. — Да, профессор Делавэр, все это звучит весьма необычно.
— Вы лично занимались с Кевином?
— Когда он закончил колледж?
— Два года назад.
— Тогда я отвечу утвердительно. Два года назад я вела семинар по средствам массовой информации, и все студенты старшего курса посещали его.
— Но каких-то конкретных воспоминаний о том, что вы учили Драммонда, у вас не сохранилось?
— Это обязательная дисциплина. Кафедра общественных связей — составная часть факультета гуманитарных наук. Наши студенты проходят основной курс обучения на других кафедрах.
— Думаю, Кевин Драммонд имел консультанта на факультете.
— Я не была его консультантом. Я работаю со студентами-отличниками.
— Отличником Кевин не был?
— Если бы был, я запомнила бы его. — Мартин начала набирать что-то на своем портативном компьютере.
Разговор окончен.
Если бы я пошел искать профессоров Санторини и Шулля, это вызвало бы ее неудовольствие. Я найду какой-нибудь другой способ войти в контакт с ее коллегами. Или попрошу Майло заняться этим.
Когда я встал, Мартин сообщила:
— Его консультантом был Гордон Шулль. И вам повезло, потому что профессор Сьюзан Санторини сейчас проводит научные исследования во Франции.
Удивленный внезапной переменой ее настроения, я спросил:
— Могу ли я поговорить с профессором Шуллем?
— Пожалуйста. Он здесь. Его кабинет — второй слева.
В коридоре, у кафедры романских языков, слонялись несколько студентов. Возле кафедры общественных связей не было никого.
Дверь кабинета Гордона Шулля была закрыта, и на мой стук никто не ответил. Я уже писал записку, когда кто-то приветливо заговорил со мной.