– Ну, конечно! Все знают о «чудовище из Лааре», – усмехнулся он презрительно. – Но я хорошо танцую, маленькая веда, да и этот милый клюв не так уж и страшен. Под ним не видно чудовища.
Ноги почти не чувствовали лестницы, Кайя дважды споткнулась, пока они шли к распахнутым дверям бального зала. Но он не дал ей упасть, поддерживая за талию и локоть. Наверное, после его объятий у неё останутся синяки – таким твёрдым оно было. Музыки она тоже не слышала, потому что в ушах бился гулкий пульс.
Кругом смеялись и танцевали маски, мелькали пьяные люди, и никому не было до неё дела. Она хотела закричать, но перед глазами встала картина, увиденная ею в Брохе, в той лавке. Что будет, если она позовёт на помощь? Он просто убьёт их всех, ведь на карнавале ни у кого нет оружия!
В зале света было больше. И она смогла немного разглядеть своего спутника. Увидела под плащом чёрный бархатный камзол с рядами серебряных пуговиц, и чёрный шарф, намотанный на шею, закрывающий её полностью, скреплённый наверху под подбородком большой брошью-печатью.
Огромные руки в перчатках до локтя. Маска с жутким клювом, скрывающая всё лицо, оказалась совсем рядом. На голове возвышался гребень из перьев, и чёрные длинные волосы спускались из-под маски на плечи. Только сейчас Кайя поняла, зачем ему нужен этот плащ с множеством складок наверху и огромным воротником – они скрывали горб.
Она путалась в собственной юбке, наступала на ноги ему и кому-то – на подол платья, чувствуя, как колени подгибаются от ужаса. Иногда её ноги просто отрывались от пола, когда она в очередной раз хотела споткнуться о чей-то мчавшийся по полу кружевной шлейф – спутник поднимал её в воздух одной рукой, пропуская летящие мимо юбки. К концу танца в груди, стянутой ужасом и рёбрами корсета, совсем не осталось воздуха, а перед глазами поплыли жёлтые пятна. Каждый раз, когда его руки поднимали её вверх, она готова была потерять сознание, оказываясь к нему слишком близко. Или когда его волосы касались её щеки, а рука прижимала к груди её руку.
– Мне дурно, простите, – пробормотала она, стараясь изо всех сил держаться в сознании, – мне лучше присесть. Отпустите меня…
– Наверное, мне просто надо было взять тебя на руки, маленькая веда, тогда танец вышел бы получше, – ответил он, держа её почти на весу.
И не отпустил.
Пальцы Кайи впились в его плечо, она закусила губу, надеясь, что боль не даст ей упасть в обморок прямо посреди танца у него в объятьях, но она не почувствовала боли, лишь солоноватый привкус крови на губах. Ещё два поворота – и музыка стихла. Он отвёл её на террасу, держа под локоть, и усадил на мраморную скамью.
– Благодарю за танец, Кайя. Я бы поцеловал твою руку, но как видишь, в маске это сделать затруднительно… И у тебя кровь.
Он хотел коснуться пальцами её губ, но Кайя в ужасе отшатнулась. Вытерла прокушенную губу тыльной стороной ладони.
– Выпьешь со мной? – он протянул ей бокал вина.
Мир кружился перед глазами, и стало всё равно, что сейчас произойдёт. Кайя, как заяц, за которым гонятся охотники, и который, обезумев от страха, совершает сумасшедшие в своей смелости прыжки, оттолкнула его руку. Вино выплеснулось на его камзол, а она вскочила и закричала:
– Нет! Не трогайте меня! Я никогда не буду пить с вами! И танцевать! Я вас ненавижу! – и бросилась бежать обратно в зал, подхватив руками платье.
На пороге оглянулась, но он не погнался за ней. Его вообще не было. А там, где она сидела, осталась лишь перевёрнутая мраморная скамья.
Глава 9. Обмен
К ирмелинским холмам добрались на третий день.
Генерал взял с собой шесть верховых сопровождающих, а сам поехал в карете с дочерью. Стало гораздо прохладнее, чем в Рокне, но почтенная Маргаретта позаботилась о гардеробе Кайи, и сейчас тёплое платье, ботинки и плащ пригодились как нельзя кстати. С самого утра шёл дождь, мелкий и нудный, он делал и без того тоскливый ирмелинский пейзаж ещё более унылым. Вершины холмов скрылись в серых тучах, а вдоль дороги, среди жёлтых выбитых овцами лугов и скошенных полей, зеленела только лента реки, спрятанная в заросли плакучих ив, которых осень ещё не коснулась своей кистью.
Всю дорогу Кайя была молчалива, пыталась вязать, но петли то и дело соскакивали с крючка. Мастерица из неё не очень – любое рукоделие давалось с трудом. Мысли путались, перескакивая с одной на другую, и будто вслед за ними, непослушный крючок так и норовил выскользнуть из рук. События последних дней перевернули её жизнь с ног на голову.