Ледяное сердце

– La Kha'a'aree, – услышала она рядом голос Ирты.

Он видел, как Кайя удивлённо и с восхищением рассматривает город, долину и, конечно, замок.

– Лааре? Да? – переспросила она.

– Да. По-вашему так.

– А что означает это слово?

– Многое… Но для кахоле понятнее всего будет, как «Парящий в облаках».

И это действительно было очень похоже.

Кахоле. Человек.

В этом айяаррском слове прозвучало лишь презрение. Кайе было вдвойне обидно, потому что всю жизнь люди за глаза называли её полукровкой, не человеком. И она стыдилась этого. Только вот на этой стороне гор она всегда будет именно человеком. Но и в этом не было ничего хорошего.

– Я даже не думала, что это такое красивое место… и большой город…

– А что же вы думали? Хотя, впрочем, не отвечайте, все кахоле думают, что мы дикари, – он тронул лошадь и поехал первым.

Чем ниже они спускались в долину, тем величественнее и выше становился замок, вырастая ввысь и нависая над городом, как молчаливый страж. Солнце спряталось за вершины, и в город они въехали уже в сумерках, так что Кайя не смогла ничего рассмотреть. К замку поднимались по длинному каменному мосту, вдоль которого стояли светящиеся столбы. Когда подъехали к массивным воротам из красного дерева с круглыми щитами, испещрёнными словами на айяарр, Кайя посмотрела вверх. Замок уходил ввысь и тонул в сгустившейся тьме, но с этого места он казался поистине огромным, а она перед ним была с булавочную головку. Или, быть может, с муравья. Ворота отворились медленно и тихо, её спутники поздоровались со стражей, и отряд въехал во внутренний двор. Когда ворота закрылись, сердце Кайи вдруг сжалось от страха. За всеми этими красотами и чудесами она забыла главное. Этот прекрасный город и замок – логово самого страшного Зверя. И она теперь его пленница.

Ирта провёл её через двор к длинной галерее, на стенах которой горели светильники, попутно перебрасываясь словами с теми, кто попадался им навстречу. У входа их встретила пожилая женщина в тёмном платье и переднике с большой плошкой, полной золы. И когда она узнала, кого привёз Ирта, то внезапно плюнула в сторону Кайи, закричала истошно, бросаясь ей навстречу и сверкая жёлтыми глазами, но Ирта успел перехватить её руку. Тогда она швырнула в Кайю плошку, обсыпав пеплом подол её платья. Она вырывалась и билась в руках Ирты, пока на этот крик не прибежали двое мужчин и не увели обезумевшую женщину. Они тащили её под руки, а она вопила истошно: «…убить гадину!». Этот крик заметался эхом под сводами галереи и, казалось, замок подхватил его и понёс куда-то вверх – в башни, многократно повторяя, как будто был с этим согласен.

Ирта чихнул, вытер нос беретом и бросил коротко:

– Её сын недавно погиб на перевале.

Они пошли дальше, а Кайя чувствовала, как дрожат руки, и горло перехватывает железный обруч рыданий. Но плакать было нельзя.

Не сейчас! Только не сейчас!

Она держалась поближе к Ирте и старалась не смотреть в лица, проходивших мимо горцев. Галерея закончилась большим залом, внутри которого пылал камин. А на пороге их встретил Дитамар с гусиной ногой в одной руке и кубком вина в другой. Голый по пояс, в кожаных штанах и сапогах, он неторопливо жевал мясо и некоторое время рассматривал Кайю, внимательно, с головы до ног. На его поясе поблёскивали два изогнутых кинжала: длинный кхандга́р – знаменитый айяарский нож-коготь и ещё один клинок, поменьше. И она вспомнила, как Дарри говорил о том, что двумя этими кинжалами айяарры могут драться, как тигры.

– Здравствуй, невеста, – хмыкнул Дитамар презрительно и задержался взглядом на её обсыпанном золой платье.

– Здравствуйте, милорд, – пробормотала она, отводя глаза.

– Куда отвести её, в какие покои? – спросил Ирта, прислонившись к косяку.

– В покои? – Дитамар грубо взял её за подбородок жирными пальцами и приподнял лицо так, чтобы посмотреть в глаза. – Нашей пташке покои ни к чему, сгодится и подвал. Отведи её в серую башню и запри там. А завтра я навещу нашу красавицу, и мы поговорим.

Ирта пожал плечами и повёл Кайю в подвал, прихватив по дороге большую связку ключей.

Они спускались по винтовой лестнице. Ирта трогал руками стены, кое-где от его прикосновений загорались светильники, но света от них было ровно столько, чтобы различить под ногами истёртые тёмные ступени. Внизу было сыро и пахло затхлостью. В нишах по обе стороны от коридора стояли бочки с вином, лежали яблоки, висели на крюках окорока и колбасы.

Ирта отвёл её в конец коридора и остановился, разглядывая ключи.

– Тут вон окошко есть, я вам сейчас сухой соломы принесу, – он отпер дверь, и Кайя вошла внутрь.

Углубление в скале, забранное решёткой, слева – маленькое оконце, скорее – просто дыра в стене, в которую только голубь и пролезет. В него видно кусочек моста, ведущего к замку. На полу – остатки истлевшей соломы, пахнет крысами и плесенью – вот и всё её жилище.

Ирта принёс, что обещал, воду и ещё немного еды – две лепёшки и кусок сыра.

– Это всё, что я могу для вас сделать, – произнёс он, и Кайе показалось, что в его голосе было сожаление.