— А!.. Его дочь… в трауре… и одна… Боже мой!.. Что случилось?
— Отец умер!.. В Мезон-Лафите совершено убийство… Вы сами тоже сделались жертвою преступления. И в этом обвиняют невиновного!.. Сжальтесь и скажите, что знаете. Кто вас ударил?.. Чем?.. При каких обстоятельствах?.. Постарайтесь вспомнить… Умоляю вас!
Больной отвечал своим слабым голосом:
— Все, что могу сообщить, сводится к весьма немногому. Я на коне преследовал человека в каштановой ливрее, которому ваш отец вручил письмо. Этот человек вскочил на лошадь, которую держал за повод лесной сторож.
— Вы не помните, как он выглядел?..
— Кажется, был высок… силен… блондин… и очень напоминал слугу из хорошего дома… скакал… подпускал к себе… потом опять мчался вперед, как будто хотел завлечь в западню… Я это заметил слишком поздно. Ожесточенное преследование продолжалось с четверть часа, но, кажется, мы вертелись в довольно ограниченном пространстве, в пустынном месте, где нельзя было встретить ни души… Припоминаю это место: несколько сучковатых дубов, решетка с запирающейся дверцей… я один, безоружен… официального приказания не имею… Положение показалось очень серьезным… Еще несколько прыжков, и я… перед дверью решетки, широко открытой. Человек, которого преследую, оборачивается в седле… смеется и издает свист. Он мчится как стрела между стволами дубов… Что-то задевает меня по ушам, обвивается вокруг головы… я в петле. Лассо выхватывает меня из седла и с силой бросает на землю. Оглушенный этим падением, хочу все-таки бороться, кричать, защищаться, но не успеваю. Человек, одетый в костюм лесного сторожа, прыгнул из-за дуба. Это он держал за повод лошадь другого… О!.. я узнал бы его и через сто лет. Коренастый, с длинной темно-русой бородой. Все произошло с быстротой молнии! Страшный удар по голове каким-то предметом. Казалось, я умираю!..
Марта, дрожащая и заплаканная, слушала этот прерывистый рассказ.
— Довольно, пожалуйста, довольно! — пожимала она руки утомленного больного. — Благодарю!.. От всего сердца! Вы освобождаете от отчаяния бедных неутешных стариков, возвращаете свободу, жизнь и честь невиновному. Теперь, если вам не вредно, кое-что хочу рассказать и я.
— Говорите, прошу… Но позвольте сначала небольшое замечание… Человек, набросивший на меня лассо, сделал это с поразительной ловкостью, на какую способны только южные американцы, гаучо или мексиканцы. Он иностранец…
Марта облегченно вздохнула: часть обвинения против Фортена исчезла. «Раненый — живое доказательство его невиновности. Мы докажем также, что не Леон виновник преступления на улице Сен-Николя!» — подумала она.
Потом молодая девушка рассказала все, что знала об аресте Фортена и ходе судебного разбирательства.
Жерве, которого мало-помалу охватывала усталость, находил всю историю страшно запутанной и жалел, что пока не в состоянии помочь, но обещал, как только поправится, употребить все силы, чтобы распутать дело.
Девушка горячо поблагодарила его и обещала в скором времени опять навестить. Затем вырвала листок бумаги из книжки, в которую заносились заметки о ходе болезни, и набросала:
«Я, нижеподписавшийся, удостоверяю, что человек, покушавшийся на меня в Сен-Жерменском лесу, одет был в костюм лесного сторожа и на вид имел около сорока лет. Он коренастый, сильный, среднего роста. С длинной темно-русой бородой.
Марта прочла текст вслух и спросила раненого, согласен ли он под ним подписаться.
— С большим удовольствием! — ответил тот, поставив внизу листа свое имя.
— Еще раз благодарю и до скорого свидания! — сказала сияющая девушка, оставляя агента.
Она вкратце передала результаты свидания ожидавшему ее доктору и отправилась на станцию, чтобы вернуться в Мезон-Лафит. Идя быстро, счастливая своей удачей и возможностью утешить родителей Леона, молодая девушка и не заметила, что за нею следуют какие-то два господина. На станции, купив билет и удостоверившись в целости записки агента, она положила портмоне обратно в карман и туда же сунула носовой платок.
Вскоре один из двух следовавших за нею людей оступился на лестнице и упал на колени. К нему сейчас же подбежали, чтобы оказать помощь. Виновницей падения оказалась апельсиновая корка; произошла суматоха, и Марта, унесенная человеческой волной, вошла в вагон. Приехав в Мезон-Лафит, она сошла с поезда, опустила руку в карман и хотела вынуть портмоне, где, кроме расписки Жерве, лежал дорожный билет. Дрожь пробежала по ее телу, ноги едва не подкосились, она прошептала: «Бумаги пропали!»