Тогда-то и началась горячка. Со всех сторон стекались жаждущие золота, бравшие буквально приступом пароходы. Они отправлялись на поиски без провизии, не обращая внимания на ужасный климат, не считаясь с тем, что с октября реки промерзают до дна и почти прекращается снабжение провиантом.
Несчастные безумцы бросались на штурм страны льдов, терпя голод, холод, переступая через замерзшие трупы, устилавшие снеговую пустыню. Отовсюду прибывали бесчисленные партии. Пароходы останавливались в Скагуэй или в Дика.
От последнего пункта до Беннета, где начинается санный тракт, считается пятьдесят километров. На половине пути возвышается скала высотою в 1068 метров, покрытая снегом, на вершину которой ведет узкая дорожка. Ни собаки, ни лошади, ни мулы не могут по ней карабкаться — ни одно животное, кроме человека.
Навьюченные поклажей в четыре пуда весом, согнув спины, с разбитыми поясницами и подбородками, чуть не касающимися колен, будущие миллионеры усердно взбирались по тропинке, цепляясь за уступы пальцами рук и ног, пыхтя, ворча, кляня судьбу и все-таки медленно продвигаясь вперед. Как муравьи, двигались они черной лентой, отчетливо видневшейся на белом снежном покрове. Изнуренные до крайности, в пару, будто только что выйдя из бани, достигали искатели золота вершины и резким движением сбрасывали с плеч ношу, скатывавшуюся далеко вниз. За первым тюком следовал другой, потом третий… по числу забравшихся людей. Внизу все это смешивалось, иные вещи наполовину зарывались в снег.
Так скатывалось до тысячи килограммов съестных припасов и пожитков, необходимых рудокопу в течение года.
Иные разделяли свой тюк на десять маленьких, которые постепенно доставляли на вершину и спускали вниз, десять раз повторяя страшно опасный путь. Затем поклажа разбиралась и нагружалась на сани, которые тянули собаки и люди вместе.
Это место называют перевалом Чилькот.
Ужасна эта дорога при леденящем ветре, поднимающем снежную бурю! Страшен привал несчастных, старающихся укутаться потеплее, чтобы заснуть и проснуться потом наполовину замерзшими!
От озера Беннет до Доусон-Сити считается пятьсот километров. Это расстояние пароходом проходят в пять дней в конце весны, когда воды свободны ото льда. В разгаре же зимы санный путь занимает по крайней мере двадцать пять дней. И как он мучительно тяжел!
Само вашингтонское правительство и пароходное начальство, стремясь предупредить катастрофы, часто телеграфирует своим агентам в Сан-Франциско и Ванкувер:
«Задержите отъезд… Остановите рудокопов… Скажите, чтобы дожидались весны».
Но пятнадцать тысяч любителей легкой наживы неудержимы:
— Мы хотим ехать!.. Вот деньги… Плата за проезд… Нас не имеют права задерживать… Место!.. Место!.. И вперед!
И пароходы отходили, а народ прибывал все более исступленный, и замерзшие трупы все чаще устилали горестную дорогу к золоту. Ничто не могло остановить этого безумия, этой алчности, этой дьявольской погони за миллионами. Мученики ледового ада падали, умирали, но, несмотря ни на что, число их все увеличивалось. Впрочем, впоследствии, когда первое волнение, произведенное вестью о клондайкском золоте, прошло, приняты были некоторые меры для поддержания порядка и предохранения ловцов удачи от гибели: образовались общества для упорядочения прибытия и отправления золотоискателей; в газетах, журналах стали появляться различные путеводители с полезными советами, с перечислением необходимого в этих краях снаряжения и его стоимости, со сведениями о местных требованиях гигиены. Предпринимались также меры к облегчению трудностей ужасного перевала через Чилькот. Делались даже попытки устроить подвесную канатную дорогу в ожидании постройки настоящей железнодорожной линии, проведенной два года спустя через Уайт-Пасс — перевал, соседний с Чилькотом.
Однако, не ожидая более удобных путей сообщения, и бедные и богатые, и сильные и слабые, — словом, все, решавшиеся на это путешествие зимой, выносили бесчисленные муки и часто умирали страшной смертью среди ледяного безмолвия. Те же, кто были достаточно разумны, чтобы дождаться весны, совершали это путешествие водой быстро и даже приятно.
ГЛАВА 2
— Ну, что вы скажете об истекших двух неделях? — спросил Редон молодого лицеиста.