Ледяной ад

Василий Сергеевич Немеров был простым срочником на крейсере, когда адмирал выделил его из матросской массы и предложил ему поступить в Высшее мореходное училище в Ленинграде. Как и надеялся Руденко, из Немерова получился великолепный офицер: он окончил училище с отличием. До сих пор адмирал хранил в памяти тот жаркий день: две роты курсантов, национальный штандарт, курсант B.C. Немеров в высоких, до колен, ботинках, в парадной синей форме с красной окантовкой и нашивками на лацканах; на левой руке, затянутой в белую перчатку, фуражка, в правой руке — традиционная красная гвоздика. Выпускники поочередно кладут цветы к памятнику Неизвестному матросу, чтя память своих предшественников — советских моряков. Однако Василий Сергеевич, медалист, первый в классе и потому последний в шеренге, нарушает порядок. Он выходит из строя и медленно марширует по пустой площади к трибуне, заполненной гостями и преподавателями. Он отдает свою гвоздику вице-адмиралу Руденко, надевает фуражку и отдает честь человеку, который стал для него больше отцом, нежели учителем.

Дерзость была главной силой и одновременно главной слабостью юноши, ибо государственная система не терпела отклонений от правил. Лишь через несколько лет Немеров был принят в Военно-морскую академию и продолжил обучение. Он продвигался по службе с трудом — и с трудом получил членство в партии. Это выводило его из себя, зато закаляло характер.

Руденко отхлебнул чаю. Вошел матрос и молча передал командиру записку. Немеров кивнул и вновь углубился в изучение карты и директив.

— Адмирал, — не поднимая взгляда, обратился он к Руденко и протянул ему записку.

Руденко пришлось слегка откинуть голову назад, чтобы без очков разобрать сообщение. Радар засек корабль со стороны кормы — некая субмарина идет на тридцати двух узлах.

— Как только наберем скорость, оторвемся, — заметил Немеров.

— Появятся другие, — нахмурился Руденко. — Они будут нас караулить повсюду.

— Да. — Немеров отложил карту и взглянул на адмирала. — Пожалуй, надо поставить в известность старших членов экипажа. Я пришлю кого-нибудь, чтобы проводить вас до каюты.

Руденко улыбнулся:

— Большое спасибо. На пару часов мне нужно перевести свои косточки в горизонтальное положение.

Немеров кивнул и попросил разрешения удалиться. Двое матросов унесли вещмешок Руденко и чайный поднос. Каюта, в которую его привели, оказалась неподалеку — личные апартаменты Немерова. Раз теперь старшим офицером на борту стал Руденко, то капитанская каюта принадлежит ему.

Стены комнаты, как и большинства корабельных помещений, были выкрашены в мягкий пастельно-голубой цвет; маленький туалет — в светло-зеленых тонах. Все удобства — как на суше. Руденко скинул ботинки на каучуковой подошве, расстегнул ремни и выбрался из непромокаемого комбинезона.

Усталость и нервное напряжение брали свое. Адмирал потянулся и предпринял неловкую попытку размять плечи. Вошедшие в привычку утренние заплывы в бассейне и массаж в Сандуновских банях не избавляли от груза прожитых лет. И все же Руденко не переставал удивляться своему возрасту — он по-прежнему чувствовал себя молодым, эдаким сорвиголовой, участником Северных конвоев.

На миг адмирал увидел себя семнадцатилетним курсантом третьей вахтенной смены. Все до единого офицеры погибли при атаке с воздуха. Руденко принял командование и привел корабль домой. За это он был назначен капитаном судна.

Он достал из мешка черную форменную фуражку и положил на плафон маленькой настольной лампы. Как знакома и как вечно нова морская качка! Как давно он ее не испытывал!..

Руденко сел за маленький письменный стол, поджав пальцы на ногах. Под оргстеклом, словно украшение, лежала карта земного шара. Всевышний не наделил Краснознаменный флот удобными стратегическими базами. Балтийский флот в случае войны должен был идти через датские проливы. Черноморский флот запирался Дарданеллами на выходе в Средиземное море и Гибралтаром на выходе в Атлантику. Даже могучий Тихоокеанский флот — когда-то насчитывавший 100 атомных подводных лодок и 830 надводных судов во Владивостоке и Петропавловске — оказывался «в коробочке» японских островов.

Случись война, весь флот моментально сделается уязвимым, как наглядно доказали гитлеровцы. Летом сорок первого они буквально заперли Балтийский флот в Ленинградском порту и продержали его там до конца военных действий. Тем же летом, в июле, немцы нейтрализовали Черноморский флот, заняв порты Севастополя и Одессы, — и все это время громадный Тихоокеанский флот без дела стоял на якоре, не принимая участия в войне с Японией. Сражался только Северный флот.

Эта тяжкая географическая болезнь общенационального масштаба лечилась на протяжении многих лет и без особого успеха. Американские спутники отслеживали каждую квадратную милю поверхности моря; вражеские самолеты-разведчики повсюду испытывали на прочность советскую систему защиты, намеренно провоцируя подачу сигналов тревоги, проверяя работу электронных рефлексов ВМФ и ВВС. Собранные данные, безусловно, использовались для разработки контрстратегии.