Снежная туча навалилась на землю всей тяжестью, ураган так и не поднялся, ветра почти нет, но сыпало обильно. Трактор остановился, но Кирилл не сразу заметил избу под пышной, но кривой кроной однобокой сосны, чем-то напоминающей гигантский подсолнух.
Снегу навалило щедро – не будь трактора, «Нива» точно бы застряла. А девяносто тягловых сил дорогу чистили хорошо, широкие колеса трамбовали не совсем промерзший грунт, «Нива» местами вязла, особенно на середине пути, но ни разу не забуксовала. И дорога не заняла много времени, в Сухню заехали посветлу, часа через три стемнеет, есть смысл поторопиться. Из трубы валил темноватый дым – видимо, хозяин дома только что подбросил березовых поленьев в печь.
Кирилл вышел из машины, закрыл дверь и мрачно усмехнулся. Что, если Казубов сжигает в печи останки своих жертв? Чем-то дым из трубы напоминал крематорный.
Диконов вышел из-за трактора, глянув на Ольгу, показал ей на дверь дома. Поежился, потер ладони, неторопливо переступил через гряду снега, которую нагородил отвал трактора, и пошел к дому.
У крыльца стояла потемневшая от времени фанерная лопата, Диконов потянулся к ней, но, качнув головой, отказался от своей затеи. Гряда высокая, снег плотный, а лопата слабая, как бы не сломать. Здесь штыковая лопата нужна, Кирилл знал это по собственному опыту. Сегодня утром узнал.
Диконов не торопился, но значительно опередил Ганыкина. Тот еще только переступал через снег, а он уже открыл дверь. И скрылся в доме.
Изба небольшая, всего три окна, стояла она ровно, но сруб не перекладывали заново, всего лишь заменили нижние венцы. Хозяйственная пристройка короткая, под наклоном, созданным самим временем. Бревна здесь почти черные, нижние венцы, похоже, совсем сгнили.
Кирилл взялся обойти дом – снегу выше колена, идти тяжело, но решение принято. За верандой на стыке дома с пристройкой он увидел конуру, все в снегу, следов собаки не видно, но из будки несло псиной. Казалось, собака где-то близко. Кирилл подошел к воротам в пристройку: возможно, пес там, прислушался, тишина. Ни собаки, ни коровы, ничего живого.
Одна створка закрыта наглухо, а вторая примыкала к ней не очень плотно. Ворота открывались внутрь, перед ними смутно угадывались следы ног. Как будто кто-то недавно заходил в дом через эти ворота, снегу навалило густо, но следы хоть и плохо, но читались. Следы обуви и лыж, которые вели в лес в сторону от дороги. Вроде бы ничего подозрительного, хозяин дома не под арестом, имеет право ходить куда угодно, может, он соскучился по лыжам, а тут наконец такая возможность разгуляться появилась. И все же ворота Кирилл открывал с опаской, как будто из сарая на него мог наброситься зубастый пес размером с бычка. Или даже трехголовый цербер.
Ворота открылись, Кирилл вошел в пристройку – здесь ничего необычного, пол далеко не новый, из старых досок, но его, похоже, недавно перестилали. Пахло прелым сеном, сырой луковой кожурой и соленой рыбой. Лопаты стоят, грабли в одном углу, лыжи в другом, ведра по стенам развешаны, дрова в поленнице, на одной веревке висят пучки трав, на двух других – рыба вяленая сушится. Корзины пыльные, если не сказать трухлявые, такие же древние туески, корыто деревянное с трещиной по дну стоит, приткнутое к стене. Под лестницей грубо сколоченные короба для хранения картофеля, наполовину полные. Или пустые.
А лыжи, надо сказать, современные, не какие-нибудь фанерные самоделки с примитивным креплением. Охотничьи лыжи, шире и короче беговых. Не самые дорогие, далеко не самые, фирма неизвестная, но логотип красочно растянут пестрой лентой по всей длине доски. Лыжи не мокрые, но смазка свежая, жирная, еще не успела усохнуть.
Еще внимание привлек загон для скота, самая настоящая клетка из крепких трех- или даже четырехдюймовых досок. От пола до потолка клетка, дверь с железным засовом, но без амбарного на нем замка. Дверь открыта, в клетке что-то громоздилось. Глаза еще только привыкали к сумраку, Кирилл вынул из кармана телефон, который сейчас годился только в роли фонарика. Подсветил и увидел навал картофеля в одном углу, а в другом стоящие в беспорядке банки с закаткой. Клетка большая, метра три на четыре в площади, пол грязный, дощатый. И не просто пол, а дно клетки, конструктивная ее составляющая.
Клетка лишь находилась в месте, где располагался загон для скота, животными здесь и не пахло. И грязь на полу откуда-то с огорода, как будто землю размазали по доскам, но не навоз. И почему здесь картошка, когда короба наполовину пустые? А закатки почему в навал, где стеллажи? Клетку Казубов смог сколотить, а стеллажи нет? А сколачивал он, работа явно недавняя. И топорная. Доски сколочены грубо, там, где можно соединить шип в паз, просто прибито гвоздями.
Кирилл осмотрел клетку изнутри. Доска неструганая, ворсистая, занозливая, выцарапать что-то на ней невозможно, только резать или выбивать. Но кто-то что-то нацарапал, причем целое слово, разобрать Кирилл смог только первые две буквы: «М» и «А». Похоже, кто-то пытался написать слово «мама».