Ледяной Эдем

Кирилл хлопнул в ладоши. Маленький Миккоев, щуплый, кожа да кости. Ходячий комплекс неполноценности. Нет благодатней почвы для произрастания маньяков, чем внутренняя и физическая ущербность. А ведь Ганыкин раскусил Миккоева, не зря же он ему спуску не давал. А Ольга, увы, проявила слабость. Да и Кирилл, чего уже греха таить, больше симпатизировал участковому, чем Роме.

Человек направил фонарь на Кирилла, от яркого света заслезились глаза. А в душе затеплилась надежда. А если Миккоев пришел их спасать?

– Олег Яковлевич? – спросил Кирилл.

– Олег Яковлевич!

Голос действительно принадлежал Миккоеву, но почему-то он даже не пытался открыть клетку. Хотя бы замок для приличия снял.

– Мы с Ольгой здесь, – сказал Кирилл.

– А почему вы здесь?

Миккоев светил прямо в глаза, оставаясь в темноте за фонарем.

– Да вот Диконов привел.

– А почему он вас сюда привел? Почему вы не уехали?

– Так собирались.

– Плохо собирались… Теперь уже поздно.

– Что поздно?

– Все поздно!

– Вы меня откроете?

– Открою, конечно… – Миккоев даже не сдвинулся с места. – Когда выносить буду.

– Куда выносить? – упавшим голосом спросил Кирилл.

Если Миккоев не набивал себе цену, то дело дрянь. Выносить Кирилла он собирался вперед ногами.

Миккоев не ответил, молчанием будто подтверждая страшную догадку.

Капитан просветил фонарем первый от входа отсек. На топчане действительно лежала Ольга, причем лицом к Кириллу. Она, казалось, спала, но не спокойно и безмятежно. На лице застыла печать страдания. Возможно, предсмертного. А если она спала, то замерзала во сне. Это Миккоев мог подкрасться к ней сзади, пока она охраняла Диконова, воткнуть в спину шприц с быстродействующим снотворным. Если так, то шансы проснуться у нее минимальные. Слишком уж холодно в подземелье.

– Диконов где? – спросил Кирилл, глядя на Ольгу.

– Там, – неопределенно ответил Миккоев.

– Где там?

– Пошел ты!

Миккоев достал из кармана связку ключей, попробовал открыть замок одним, не подошел, вторая попытка оказалась успешной. Бухнулся на пол замок, лязгнул засов, заскрипели петли. Миккоев зашел в клетку; он держал фонарь на вытянутой руке, но в отблесках фонаря светились его глаза. Хищно светились, плотоядно.

Он положил фонарь прямо на пол, свет струился понизу, Ольга оставалась в темноте, но Кирилл все же видел, как Миккоев переворачивает ее на спину.

– Ты что делаешь? – спросил он.

– Можешь смотреть, – мерзко хихикнул капитан.

И стал стаскивать с Ольги ботинки.

– Она же замерзнет!

Миккоев не отреагировал. Нервными, нетерпеливыми движениями он разул Ольгу, затем стянул с нее брюки со всем, что под ними было.

– Ты что делаешь, урод? – взревел Кирилл.

Миккоев не обращал на него внимания. Уверенный в своей неуязвимости, он продолжал раздевать Ольгу; Кирилл слышал, как из груди его вырываются хрипы, даже рычания. Похоть булькала в нем, как смола в раскаленном котле.

– Это ведь ты нам колеса проколол! – закивал Кирилл.

– Свисток из-за вас потерял.

– За колеса тебе ничего не будет! А за Ольгу тебя еще в камере грохнут! Это я тебе обещаю!

– Грохнут тебя! – засмеялся Миккоев.

Куртку он с Ольги снимать не стал, всего лишь расстегнул ее, задрал свитер. И наконец навалился на нее, раздвигая ноги.

– Все, Миккоев, ты покойник!

Кирилл колотился в ярости, его ненависть требовала выхода, но решетка не подпускала его к оборотню. Оставалось только бессильно грозить.

Кирилл не видел жену Миккоева, но слышал, смерть, говорят, и та красивее. И сам Миккоев намекал на свою неудовлетворенность в браке – вот когда нужно было думать, анализировать, принимать меры. Это Миккоев похищал девушек, скорее всего в паре с Казубовым. Похищали, держали в клетках, насиловали, убивали. Ни одной похищенной девушки так и не нашли, если не считать мертвой Варвары Карповой, но ведь они существуют. Томятся в плену, мучаются, страдают, умирают, а подонки спокойно живут себе среди людей.

Миккоев беспорядочно задвигался, протолкнулся, из груди вырвался гнусный стон. Он уже агонизировал, когда Ольга заявила о себе. Или проснулась, или в сознание пришла, поняла, что происходит, мощно дернулась, скинула с себя насильника.

Оборотень свалился на пол, резко поднялся и тут же ударил Ольгу. Знал он, как обращаться с пленницами, умел усмирять их, но с Ольгой этот номер не прошел.

Пропустив удар, Ольга разозлилась и ударила Миккоева рукой в пах. Лежащий на полу фонарик вылетел из клетки через открытую дверь; Кирилл не видел, как маньяк согнулся в поясе, но услышал, как он застонал от боли.

Ольга ударила снова, на этот раз она смогла сбить его с ног. И навалилась на него.

– Ольга, я здесь! В клетке!.. – крикнул Кирилл.

Клетку он упомянул в собственное оправдание. Ольга должна знать, почему он не приходит ей на помощь.

– А твоя клетка открыта! Дави гниду!