Санк-Марс завел машину. Он вдруг подумал, что молодые сотрудники, видневшиеся в зеркальце заднего обзора, целовались исключительно для того, чтобы действовать на нервы Мэтерзу, но он слишком устал, чтобы им подыгрывать.
— Да, сегодня ночью я узнал много нового, — признался Мэтерз. — Эмиль, а тогда, помните, в конюшне, почему вы сказали мне, что ваш друг вас предал?
— Раймонд слишком много знает. Его предостережение было чересчур нарочитым. Когда он предупреждал меня, у него на уме было что-то вполне определенное. Я это нутром почувствовал. Черт, даже лошадям это было понятно! Знаешь что? Это ты меня на него вывел.
— Я? Как?
— Ты сказал, что мой источник, наверное, меня знает, если не непосредственно, тогда через кого-то, кто близко со мной знаком. Какое-то время я даже в разговорах с Сандрой тщательно выбирал слова просто потому, что она американка. Но потом я задал себе вопрос: если бы я работал на ЦРУ за границей, как бы я решил выяснить, с кем мне лучше связаться в управлении? В качестве одной из возможностей при таком варианте я мог бы использовать совет канадской разведки, скажем, попросить их об одолжении, посмотреть, что они могли бы мне предложить. Вот так Раймонд и вывел на меня Наездника.
Мэтерз какое-то время сидел в задумчивости.
— Почему же вы считаете, что он вас продал? Ведь ваше положение, Эмиль, после этого резко пошло в гору.
— Помощь организации для использования в ее целях друга называется предательством. Не забывай об этом, если очутишься когда-нибудь в схожей ситуации. Тебя подбросить домой или в управление?
— В управление, — попросил Мэтерз, потому что оставил там машину.
Он не собирался отсыпаться утром, как предложил ему Санк-Марс. Машина была нужна ему хоть и не на рассвете, но все-таки довольно рано.
Когда ночь была уже на излете, нежданно-негаданно потеплело, и предвестником весны пролился сильный дождь, но уже вскоре после рассвета небо очистилось от туч и стало ярко-голубым.
Денек выдался замечательный.
Эмиль Санк-Марс и Сандра Лоундес вывели лошадей на три огороженных выгула, примыкающих к конюшне. Животные били копытами талый снег, беременные кобылы с довольным видом неуклюже терлись об изгороди. Люди как завороженные смотрели на животных и думали о том, что рано или поздно зима закончится, придет весна, все снова зазеленеет, а там и лето не за горами. Но пока — во мраке холодной зимы, от предвкушения этой неизбежной перспективы у обоих кружилась голова.
Они стояли в сапогах на снегу, опираясь об изгородь загона, оба блаженно улыбались, как будто на них веял теплый, бодрящий ветерок.
— Сдается мне, в детстве я был сложным ребенком, — произнес укоризненно Санк-Марс.
Сандра стояла, уперев локти в изгородь загона и положив голову на ладони.
— Тогда ты просто витал в облаках, — не стала она спорить, потому что ей захотелось быть с мужем поласковее.
Он подвинулся к ней и нежно провел пальцем по щеке, отбросив прядь русых волос от глаз. Сандра повернулась к нему, чуть склонила голову и задумчиво коснулась губ большими пальцами обеих рук. Муж обнял ее и легонько прижал к ограде.
— Мы такие, какие есть, — произнес он.
Сандра внимательно на него посмотрела. Она понимала, как важно бывает для него выразить какую-то мысль и знать, что изреченная им истина будет оценена по достоинству и собеседник выразит с ней согласие. Но порой он изъяснялся какими-то загадками.
— Что ты хочешь этим сказать?
Санк-Марса не огорчило столь явное непонимание, наоборот, он посчитал его хорошим знаком.
— Эта мысль многое для меня значила, когда я был моложе. Тогда она звучала для меня как откровение. Теперь она для меня почти так же важна, хотя я вижу ее в ином свете. Мы такие, какие есть, — подумай над этим.
— Ты бы мне хоть намекнул, как подумать.
Она заметила, что ритм его слов в чем-то точно соответствует ритму шагов лошади в загоне при объездке, когда она ступает по земле, грациозно выгнув шею так, будто хочет помочь невидимому наезднику.
— Мир складывает слова в избитые фразы, например: «Ты — то, что ты ешь», «Будь всем, чем можешь быть», «Я мыслю, следовательно, существую», «Дела идут лучше с кока-колой». Так вот, я как-то утром проснулся с этой фразой в голове: «Мы такие, какие есть». Тогда она прочно застряла у меня в мозгу.
— Что это для тебя значит?
Он пожал плечами, будто теперь это было уже совсем не так важно.
— Мы здесь ради какой-то цели. И эта цель велит нам быть такими, какие мы есть, она определяет, какими мы становимся. Мы оказались на этой земле по какой-то причине, и если нам эта причина ясна, мы в состоянии хотя бы отдаленно себе представить, кто мы такие. Я вбил себе в голову, что моей целью в жизни должна быть забота о животных, поэтому я захотел стать ветеринаром. Это оказалось невозможно, и потому я стал полицейским, смотрителем совсем другого зоопарка. Тогда я поначалу решил, что в моей судьбе что-то напутано.
Два пони пустились в галоп и бежали, пока не увязли в глубоком снегу. Снежная пыль, поднятая их копытами, разбив ледяную коросту, окутала их белым облаком.