Ледяной город

— Беда в том, что он из него не выходит. Он садится и ездит по кругу, пока его кто-нибудь не выведет из поезда. Бывает, что, когда папа не в себе, он просто сидит в своем кресле, и если его попросить что-нибудь сделать, он очень возбуждается и начинает к чему-то готовиться. Потом встает, проходит через комнату и усаживается в другое кресло. А если снова начать его уговаривать, он опять заводится, как будто первого раза вовсе не было, и пересаживается в другое кресло. Если оставить его одного, он просто будет сидеть себе неподвижно в кресле. И если, например, папа не может выключить свет, его тоже заносит, точнее говоря, зацикливает. Он как будто петляет и петляет кругами в космическом пространстве.

— То есть он ведет себя вроде как лунатик, — высказал предположение Гиттеридж.

— И мы должны о таком малом позаботиться? — спросил второй мужчина.

Он не отрывал от девушки тяжелого, пытливого взгляда. Одежда его была самой шикарной, какую ей доводилось видеть на мужчине, но он казался Джулии каким-то странным — не то инопланетянином, не то сомнамбулой, не то еще кем-то не от мира сего.

От вопроса, который он затронул, могла зависеть судьба всей операции. Селвин Норрис прочно вбил это ей в голову. Ей необходимо было изобразить Карла Бантри как чокнутого банкира, который был слишком не в себе, чтобы его вновь официально допустили к ответственной работе, но при этом оставался человеком, на которого действуют доводы разума, чьи знания и талант остались незатронутыми болезнью и могли стать источником финансового успеха любой организации.

В этом вопросе ее позиция должна была быть не просто сильной, она должна была быть абсолютно категоричной.

— Мой отец не нуждается в благотворительности, — сказала она, пристально глядя этому типу прямо в глаза. Выдержав его взгляд, она своим тоном и всем своим поведением выразила убежденность в собственной правоте. — И я тоже ни в чьих подачках не нуждаюсь. Мой отец талантлив и на многое способен. В любом банке он может работать не хуже других, а если говорить о международных финансовых и валютных операциях, он один из лучших. Я это знаю потому, что в былые времена за советом к нему обращались крупнейшие в мире финансовые компании. К нему даже целые страны обращались. Он классно знает свое дело, и болезнь ему здесь не помеха. Да, он легко уязвим, и мне нужно о нем заботиться. Если вы решите на него надавить или попробуете его прижать, у вас все равно ничего не получится. Он просто в очередной раз слетит с катушек. Но эти чертовы банки его надули и не собираются брать обратно на работу, они ни за что не признают свою ошибку. А если кому-то нужен эксперт в области финансов, если кому-то надо переводить деньги или если кто-то хочет знать, как деньги работают на международном уровне, у них не будет лучшей возможности, чем нанять моего отца.

— Но ведь он псих, Хитер, — напомнил ей Гиттеридж. — Кто же, по-твоему, захочет брать его на работу?

Ей не хотелось в этой компании изображать из себя крутую девицу. Она была дочерью банкира, которая вела переговоры о самых лучших для ее отца условиях в том мире, в котором она жила.

— Когда-нибудь моему отцу дадут работу те, кому будет наплевать на то, что он жил в туннеле. Они будут в нем видеть только эксперта в области финансов, который поднимался по служебной лестнице гораздо быстрее других. Отца наймет кто-нибудь, кто уяснит себе, что жизнь оставила ему совсем небольшой выбор, а потому он будет хранить верность тому, кто даст ему этот шанс.

— И ему не важно, кто даст такой шанс? — спросил ее мужчина в роскошном бежевом костюме. Хотя сложенные на коленях ухоженные руки носили явные следы недавнего маникюра, черты его лица были грубыми, как будто топором вырубленными, на скулах было полно следов от прыщей, и от всего его облика неуловимо веяло угрозой.

— Это не имеет для него никакого значения.

Мужчины обменялись многозначительными взглядами. Их реакция на ее слова была явно благоприятной. Она не пыталась втянуть их в разговоры, которые были бы им не по вкусу, не требовала от них никаких обещаний. «Неплохое начало, чтобы завязать отношения», — подумала Джулия Мардик.

— Предположим, кто-то даст ему работу, — высказал предположение Гиттеридж. — Что будет, если у него снова крыша поедет?

— Я буду рядом и всегда смогу за папой присмотреть, решить все вопросы. Я смогу его защитить от всего, с чем он сам не сможет справиться. Кроме того, сейчас его состояние уже гораздо лучше, чем было раньше, — он почти вылечился. Что было, осталось в прошлом. А моя работа будет состоять в том, чтобы обеспечивать ему все необходимые условия. Я знаю, как приводить его в чувство, когда его зацикливает, я просто успокаивающе на него действую. Если он сойдет с рельсов, очень скоро я его верну в колею. Для меня это пара пустяков.

— Ладно, поехали знакомиться с твоим папашей, — предложил Гиттеридж.

— Подождите, — встрепенулась Джулия, — не гоните коней.

— У тебя какие-то проблемы?