Читаем Ледяной клад. Журавли улетают на юг полностью

— Попадется — мы его и так, без ружья, одолеем, топорами засечем! засмеялась Ирина Даниловна.

— Вы на пониз, на пониз возьмите! — объясняя больше жестами, нежели словами, советовал Евсей Маркелыч. — Километров на десять вперед заплывите, легче потом догонять нас будет.

— Лад-но…

Мелькая среди бесконечно бегущих гребней волн, завозня становилась все меньше и меньше, и скоро в бескрайнем просторе реки ее не стало видно совсем.

— Ну, а ты, парень, взялся, так присматривай себе рыбаков, требовательно сказал Александру Евсей Маркелыч.

Он очень осунулся за эти дни, посерел и еще больше сутулился. Глаза, нахлестанные холодным ветром, были красны.

— Как тебе кажется, — немного погодя спросил он, — вон впереди, по левому берегу, не дымок?

— Дымок, — вглядываясь, подтвердил Александр.

— Значит, рыбаки. Костры здесь жечь больше некому. Едешь?

— Еду.

Ветер разыгрывался все сильнее, шумливо катились по реке завитые барашком волны. Александр скинул телогрейку, надел прямо на рубашку брезентовый плащ, чтобы легче было грести, и стал отвязывать бьющуюся о бревна лодку. Евсей Маркелыч подошел его проводить.

— Нет, парень, — решительно проговорил он, глядя, как мечется на волнах легкая лодочка, — в такую погоду плыть одному не годится — опрокинешься.

— Не опрокинусь.

— Я поболе твоего на реке, знаю. Возьми в пару, на лопастные, гребца.

И поманил к себе проходивших мимо Ксению и Варю.

— Тебе плыть, — распорядился он, показывая Ксении на лодку.

— Что? Не поеду я! — наотрез отказалась Ксения. — Боюсь.

— Плавала же ты и не в такую погоду!

— На Ангаре плавала, а на Енисее боюсь. Темный он, и ширина — что море. Вон я на завозне даже не поехала, на этой скорлупке на верную гибель плыть.

— Ты других-то хоть не пугай, коли сама боишься! — наморщив брови, прикрикнул Евсей Маркелыч. — Иди тогда на реи — Агашку подмени, пошли сюда.

— Я поеду! — вызывающе сказала Варя и усмехнулась уголками губ. — Я не боюсь.

Евсей Маркелыч стал к ней спиной:

— Подменяй Агашку, Ксения.

— А я все-таки поеду! — с каким-то особенным упрямством заявила Варя, и голос ее зазвенел.

— Агашка поедет, — раздельно сказал Евсей Маркелыч. И раздраженно повторил: — Я сказал, Агашка поедет!

Варя пристально посмотрела на отца. Потом, озаренная неожиданно блеснувшей у нее догадкой, с укором спросила:

— Боишься, что дочь твоя утонет? Агашка чужая — не жалко?

— Идти за Агашкой? — спросила Ксения.

— Варвара поедет, — глухо ответил Евсей Маркелыч.

Енисей здесь был очень широк. Волны бесконечно вставали одна за другой и, сталкиваясь с лодкой, обдавали спину Александра холодными брызгами. Иногда лодка кренилась так сильно, что казалось: мгновением раньше накатись очередная волна — и суденышко перевернется. Но Варя сильным движением руки успевала поставить нос лодки в разрез пенистому гребню, и, разделившись надвое, волна отскакивала прочь, чтобы через минуту снова подняться, еще острее и выше.

Александр спокойно работал веслами. Первое ощущение неуверенности и, может быть, даже страха, когда Варя, не допуская в этом спора, взяла в руки кормовое весло, исчезло совсем. Он привык всегда надеяться только на собственные силы и умение и теперь ловил себя на мысли, что Варя правит лодкой так, словно бы это он сам сидел на корме. Их движения — гребца и рулевого — оказывались удивительно согласованными. И он забыл обо всем: о цели, ради которой поплыли они; о береге, до которого по-прежнему было еще далеко; о плоте, что среди грозно кипящей стихии чернел маленьким островком; даже об этих вот мутноватых волнах, поднимающих свои кривые пальцы, чтобы схватить и утащить с собой в пучину.

Близ берега лодка наткнулась на камень, скрытый под водой, и перевернулась, ударив кромкой Варю в плечо. Она попыталась встать на ноги, но не достала дна и ухватилась за лодку. Однако в следующее мгновение волна оторвала ее и потащила на своей бурлящей верхушке, чтобы сразу же швырнуть в темную яму. Пересиливая острую боль, Варя взмахнула ушибленной рукой.

Второй раз сделать это уже не хватило сил. Стало темно и холодно тяжелая волна прокатилась у нее над головой. Она еще сумела подняться наверх и, выплюнув воду, схватила глоток свежего воздуха, почему-то больно рванувшего ей грудь, а потом знакомая тяжесть снова легла на плечи, и зеленые огни замерцали перед глазами… Слабость сковала руки и ноги, но плыть почему-то стало легко, можно было не делать над собой усилий… Вот уже под ногами и песок… берег… Все…

…Варя открыла глаза. Весь мокрый, с посиневшим лицом, возле нее стоял Александр. Шумели где-то поблизости волны. Варя не могла повернуть головы.

— Где лодка? — спросила она, будто это было самое главное.

— Там, — махнул рукой Александр. — Наверно, рыбаки поймают.

Варя зажмурила глаза: слишком яркими казались эти нависшие над землей синие тучи. Глухо звучал голос Александра:

— …Быстрина… От камня струей потащило в реку. Теперь смешно сказать, а утонуть можно было…

И тошнота, страшная тошнота…

Потом все прошло.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза