Ледяной клад. Журавли улетают на юг

— Ты это как? — спросил Евсей Маркелыч, удивленно оглядывая неведомо откуда появившуюся Фиму.

Он не заметил, как та с парохода соскочила на плот. Нога у Фимы еще была забинтована.

— Откуда ты?

— Торопились догнать вас. А ночью в тумане в глухую протоку вскочили и на мель присели — такое несчастье! — торопливо говорила Фима, забывая сказать о себе и все объясняя, почему задержался «Сплавщик». — Целую неделю снимались. Иван Антонович от горя почернел. Ванюшка Доронин и спать не ложился. Все сваями, сваями выталкивались, а вода убывает. И за островом никто нас не видит. Я вся извелась, прямо сгорела…

Евсей Маркелыч не слушал ее. Жестами объяснял матросам, что делать. Потом все они, наклонясь головой вперед, чтобы пробить стену дождя и ветра, побежали на корму. Фима, прихрамывая, спешила за ними. Отстала далеко, а все говорила, словно ее кто мог слышать:

— Извелась я, ну прямо извелась вся…

У кормы волны громоздились выше и острее. Ветром сбивало крайние челенья, и теперь плот все больше выгибался дугой, становясь боком к волнам. Все чаще отделялись одиночные бревна, выбитые штормом из пучков. На втором от конца челене стоять было опасно: там все ходило ходуном — лопнула проволока сразу на нескольких пучках, и не скрепленные теперь меж собою бревна подскакивали при каждом ударе ветра. Иногда волны, словно сговорившись, полукружием одновременно вставали вокруг, и тогда плот падал как в яму. А в следующий миг шумящие гребни смыкались вершинами и забрасывали людей клочьями пены.

Дождь теперь не свергался сплошной стеной, как вначале. Ветер ее изрыл, проделал в ней ходы, разбил, как клиньями, на части, обратив в блуждающие над рекой водяные смерчи.

Когда такой столб проходил над плотом, казалось, что под его поступью гнутся толстые бревна. Люди падали ничком. Но только столб сползал с плота, они опять вскакивали и брались за багры.

Вдали, как тень, стал виден Верещагинский мыс.

Евсей Маркелыч с матросами добрался в корму как раз к тому времени, когда, сделав где-то вдали оборот, «Сплавщик» вновь приближался к плоту.

— Ох, рисковый парень! — шептал лоцман. — Вот рисковый! Другой бы удрал под берег и стоял там…

Доронин махал ему рукой, кричал в рупор — ветер относил его слова.

С парохода готовились кинуть легость. Ловить ее подбежали сразу несколько человек. Не возьмешь сразу — снесет волной, и тогда закидывай снова.

В воздухе мелькнул мешочек с песком, заделанный на конце легости. Поскользнувшись на мокром бревне, его всем телом прикрыла Ирина Даниловна. Она больно ударилась, вскрикнула, но тут же вскочила и побежала к буксиру, выбирая на ходу тонкую бечеву.

— Дайте я сделаю! — крикнул ей Александр.

Ирина Даниловна, не обращая внимания на боль от ушиба, стала привязывать легость к канату. На пароходе застучала лебедка, пополз в воду стальной трос.

— За пучками следите, — показывал девушкам Евсей Маркелыч.

Трос упал в воду. Пароход отходил все дальше, зарываясь в волны всем корпусом.

— Ну, черт, и смелый же! — восхищенно бормотал Евсей Маркелыч. — Даст типок — сам не опрокинулся бы…

Трос взлетел над водой, прочертил прямую линию от парохода к плоту. Скрипнули от типка — короткого и сильного рывка — бабки, за которые был заделан буксир. Пароход так и заерзал на вершине волны, накренился, но выпрямился.

Обошлось!

— Буксир… буксир проверьте… — не услышал, а только догадался Евсей Маркелыч, о чем кричит ему в рупор Ванюшка Доронин.

Он помахал ему рукой:

— Бери!

Плот стал выпрямляться. Волны били ему теперь не в бок, а в лоб и становились слабее и мельче.

Медленно приближался Верещагинский мыс. Пройти бы только его! А с пароходом уже не страшно плыть и до конца.

И вдруг оборвалась коса дождя. Открылась необъятная, заполненная кипящими волнами даль. Над нею голубело чистое небо. Штормовая туча сваливалась влево, уходила за Енисей, в бескрайную тайгу, стеля перед собой лес, как спелое ржаное поле.

А ветер еще гудел и метался над рекой, словно боялся, чтобы туча не повернула обратно. Потом, так же как и дождь, оборвался внезапно. Яркое выглянуло солнце, и на серой завесе уходящего дождя заиграла великолепная радуга.

<1947>