Ледяной клад. Журавли улетают на юг

Девчата заспорили, словно это имело значение.

В шалашку вошел Александр. Его так и перетряхнуло короткой дрожью. Он тоже протянул руки к огню.

— Ну, чего вы ворчите? — спросил он, через силу улыбаясь. — Почему холодно? Потому что вы сами стали холодные. Песен не поете, не пляшете, вот и стали застывать. Верно?

— Поди сам попляши! — язвительно прошептала Ксения.

— Почему бы и нет? Пойду, — сказал Александр.

— Под дождем?

— Дождь перестал. Ну, кто со мной?

Никто не двинулся с места.

Александр все же растормошил девушек.

После ужина он выскочил первым и разжег большой костер. К огню потянулись и остальные. Утихающий ветер порывами трепал длинные языки пламени. Огонь выманил из шалашки и Евсея Маркелыча. Он никак не мог примириться с тем, что ему нужно лежать. Подумав, он полез на гулянку: хоть час постоит. Александр, подзадоривая девчат, плясал больше всех.

Вдруг его кто-то потянул за руку. Он оглянулся — Варя.

— Саша, надо поговорить, — запинаясь, сказала она.

Горячая волна обдала Александра: Варя впервые назвала его Сашей.

— Пойдемте сюда, что ли, в шалашку, — сказала она и быстро скрылась за дверью.

В шалашке было темно. Железная печка погасла. Запах жилья за эти многие дни и ночи, проведенные здесь, Александру показался родным. Вот так пахнет всегда в своем доме…

— Варя, — окликнул он вполголоса и ощупал рукой ближние нары, — где вы?

— Я здесь, — отозвалась она из дальнего угла. — Идите сюда.

Теперь глаза Александра немного привыкли к темноте. В профиль расплывчато рисовалась на стене шалашки откинутая назад голова девушки.

— Саша, что я наделала! — В голосе Вари звучала тревога.

— А что?

— Я знала, какая будет завтра погода, и отцу ничего не сказала.

— Ветер стихает, — успокоил ее Александр. — Погода будет хорошая.

— Нет, — с усилием выговорила Варя, — завтра будет шторм.

— Шторм? — недоверчиво переспросил Александр. И решил отшутиться: — Ну и что же? Как говорят, без шторма на море не бывает, а Енисей — брат морю…

— Нет, вы ничего не знаете…

И Варя передала ему свой разговор по прямому со Стрелкой.

— Нехорошо, конечно, что сразу Евсею Маркелычу вы не сказали. Но ведь все равно нам шторма не избежать бы, — подумав, заметил Александр. — Если будет — он будет везде.

— Да, везде, — с ударением проговорила Варя. — Везде. Но не везде можно плоту отстояться от шторма. Вчера там, может быть, было и можно, а здесь определенно нельзя.

И на это возразить было нечего.

— Отец крепко беспокоится, сами вы видели, — заговорила снова Варя. Почуял, что будет шторм. Только он понял это сегодня, а я знала вчера. А сегодня плот на отстой уже негде поставить — пески.

— Проскочим, — все еще стараясь казаться беспечным, сказал Александр.

— Если бы так! А не успеем? — И вдруг с ожесточением: — Чего я такая упрямая? Все хотелось, чтобы плот до места дошел обязательно!

— И хорошо, что упрямая, Варенька. — Он нашел ее руку. — И не только упрямая, ты и смелая. И плот наш дойдет. Дойдет! Ты верь!

— И дура же, дура я какая! — в отчаянии говорила Варя, не отнимая своей руки. (Они оба не заметили, как перешли на «ты».) — И чего я никому, даже тебе не сказала?.. Думала: часто ошибаются синоптики — чего зря отца расстраивать, больной он. Что же мне делать теперь?

— Варенька!..

Варя затихла. Долго сидела молча. Потом подняла голову и твердо сказала:

— Ежели что случится, одна я во всем виновата.

— Варенька, может быть, и страшного нет ничего…

А у костра, за стеной шалашки, девушки по-прежнему шумели и хохотали, затеяв какую-то игру.

Вдруг Варя вскочила.

— Саша, Саша, тебе на вахту надо идти, — несколько раз повторила она. Отца надо сменить. Иди…

Оставшись одна, Варя стала шарить на нарах: куда же девался платок? Надо идти и ей на реи. Там холодно, темно, ветер, дождь… Ничего! Это все ничего… Где же платок? Ах, вот он куда свалился! Варя закутала голову, надела брезентовый плащ и, застегнув верхнюю пуговицу, уронила руки.

— Нет, нет, не уйду, пока отцу не расскажу всего, — прошептала она. Вину свою утаивать не стану.

Утром солнце выглянуло только на несколько минут, и сразу на него накинулись распухшие от изобилия влаги клочковатые облака. Они, как разведчики, бежали впереди, а за ними серой стеной двигалась та самая туча, о которой Евсей Маркелыч говорил, что она за сутки обернется вокруг земли. На воду сразу легла плотная рябь. Впереди, километрах в шести, острой стрелой далеко уходя в реку, обозначился Верещагинский мыс.

— Эх, накроет нас тут! — озабоченно говорил Евсей Маркелыч, глядя то на далекий мыс, то на тучу, расползающуюся по всему небу. В одном конце ее уже протянулись к земле широкие косы большого дождя. — На самом мысу, как есть на самом мысу прижмет… Час бы один нам всего!..

Он тоскливо оглядел берега: пески, пески… Нельзя податься ни вправо, ни влево — принимай бой на самой середине реки. И недалек мыс, за ним есть где укрыться, да ведь рукой до него не дотянешься. Вон наверху опять показался дымок. Если с баржами пароход, ему здесь тоже достанется, если налегке — успеет убежать за мыс.