Ледяной лабиринт

– Итак, – царственным жестом он предложил присесть. – Чем, как говорится, обязан?

– Собственно, Олег Никитич, мы к вам по поводу одного из ваших прошлых пациентов, который лечился у вас семь лет назад. Зябликов Кирилл Сергеевич. Вот его фото.

– Нужно поднять его карту. – Он повернулся к экрану и что-то громко отстучал на клавиатуре. – Да, такой пациент у нас был. Вел его Владимир Викторович Налим, наш психотерапевт-нарколог, очень хороший врач с тридцатилетним опытом, – его речь замедлилась от показного авторитета. – А что случилось, позвольте полюбопытствовать?

– Его убили, – просто ответила я. – Отрабатываем версии преступления. Вот, начали с прошлых страниц его биографии.

– Мы бы хотели побеседовать с Владимиров Викторовичем. – Гарика тоже изрядно раздражали позеры. И если женщинам он еще это прощал, то у мужчин не терпел категорически.

– Конечно, я сейчас позову его. – Он снял телефонную трубку. – Лизонька Евгеньевна, будьте добры, к нам Владимира Викторовича пригласите, пожалуйста. – Он снова обратился к нам: – Вы желаете побеседовать с ним наедине?

– Вы знаете, где мы бы могли это сделать? – вдруг захотелось подыграть напарнику и притвориться плохими копами.

– У нас все аудитории запираются, – снисходительно улыбнувшись, ответил Олег Никитич. – Специфика работы. Однако могу предложить вам конференц-зал, там вас никто не побеспокоит. Пожалуйста, – он указал на нишу в боковой стене. – Вот это вход в зал. Там мы проводим планерки.

Тем временем в кабинет вошел Владимир Викторович, невысокий мужчина лет примерно шестидесяти. На нем тоже был халат, но, в отличие от директора, на нем он выглядел как хорошо пожившая болоньевая курточка времен перестройки. Такой он был бесформенный и помятый.

Мужчина поздоровался и посмотрел на нас в ожидании вопроса.

– Владимир Викторович, – начала я, – несколько лет назад у вас лечился Зябликов Кирилл Сергеевич. Вы помните его?

– Кирилл? – удивился мужчина. – Конечно. Только почему лечился? Мы регулярно виделись с ним в группе поддерживающей терапии. Я по четвергам ее веду у нас в Первой городской. А что случилось? Я не видел его давно.

– Кирилл умер от передозировки героина в новогоднюю ночь, – ответил Папазян.

Врач издал разочарованный вздох. Потер руками лицо.

– Жалко, – сказал он. – Хороший был парень. Но, к сожалению, героин умеет ждать.

– У нас есть основания полагать, что его убили, а не он сам ввел себе дозу. – Мне отчего-то захотелось объяснить этому человеку, что его старания не были напрасны. – Расскажите нам о Кирилле, пожалуйста. В каком состоянии он поступил к вам? Что за ситуация у него сложилась, что он пристрастился к героину? Как он общался с другими пациентами? Может быть, с кем-то возникали конфликты?

– Нет, ничего такого. – Мужчина выглядел по-настоящему расстроенным. – Кирилл не был конфликтным, даже во время абстиненции. Его к нам привез дядя. На тот момент мальчик кололся уже чуть больше полугода. Достаточно для того, чтобы сформировалась зависимость, но еще не произошло качественное закрепление паттерна поведения наркомана. – Он перевел дыхание. – Кирилл был из того типа людей, который мы называем правильным. Понимаете, к наркотикам и алкоголю пристрастными становятся люди либо с очень слабым самоконтролем и критическим отношением к себе и окружающим, либо отчаявшиеся, пережившие трагедию, а часто и не одну. А есть люди, как правило, молодые, у которых не сформировался критический взгляд на мир, но которые живут согласно принятым в массовом сознании стереотипам. Например, если у тебя трагедия в жизни, несчастная любовь, то без стимуляции извне тебе этого не пережить. Вот Кирилл рассуждал именно так. Классическое когнитивное искажение невротика. Ему повезло, что он попал к нам молодым. Интоксикацию сняли быстро, а невроз прорабатывали на групповых и индивидуальных занятиях. Он потом сам еще раз возвращался закрепить результат. И после, я уже говорил, ходил на встречи. – Мужчина замолчал.

– А с дядей у него какие были отношения? – Гарик приготовился записывать.

– Хорошие, – горячо заверил Владимир Викторович. – Кирилл о нем всегда тепло отзывался и легко шел на контакт во время открытых дней. Ждал его. Понимаете, когда есть проблемы в семье, то на терапии это так или иначе вылезет. Скрыть это нельзя. К тому же мы тут все как на ладони. Живем, бывает, месяцами все вместе. Волей-неволей друг друга узнаем.

– То, что он посещал поддерживающую группу в больнице, как-то было связано с его учебой? – Я почему-то была уверена, что уж эта ниточка куда-нибудь да приведет.

– Отчасти, – согласился Владимир Викторович. – Он говорил, что стал заниматься исследованием девиантного поведения и зависимостей. Я тогда благословил его, если можно так сказать. Это была своего рода сублимация с его стороны. Он получил разрешение, стал заниматься в архиве, читать истории болезней.

– Не было ничего необычного в его поведении? Когда вы в последний раз с ним виделись? – Гарик был чем-то обеспокоен, но делиться предположениями было еще не время.