Ледяной лес

Как юноша и предполагал, скрипка смолкла. Дверь ему открыли не сразу, только спустя несколько долгих минут на пороге появился престарелый слуга. Андерсон вытащил из сумки лист бумаги, исписанный вдоль и поперек, и показал старику. На самом деле это был план очистки канализации Эдена и, конечно, никакого отношения к конкурсу не имел. Зато печать мэра, красующаяся внизу документа, помогла юноше без лишних вопросов попасть внутрь дома.

Коннора он нашел в гостиной. Хозяин, одетый в домашний халат, вальяжно устроился в кресле. Андерсон ощутил на себе полный презрения взгляд и ответил тем же.

– Где мальчик? – Юноша решил обойтись без приветствий.

– Его здесь нет.

– Думаете, я поверю, что несколько минут назад именно вы играли на скрипке?

– Вижу, ты больше не называешь меня учителем. Куда делись твои манеры?

– Я больше не намерен льстить. Но опустим пустые разговоры. У меня приказ мэра: он хочет, чтобы я привел с собой этого ребенка.

Упоминание мэра возымело эффект: старик изменился в лице.

– Как же ты приведешь ему того, кого здесь нет?

– С вашего позволения я обыщу дом. Мне нужно отчитаться перед мэром.

Андерсон сделал несколько шагов, и Коннор тут же вскочил, закрывая ему проход. Он двигался с такой резвостью, обычно ему не присущей, что даже слуга удивился его прыти.

– А я не позволяю.

– Вам лучше отойти в сторону и не мешать мне. Или мне следует сообщить мэру, что вы отказываетесь сотрудничать? Может, будет лучше, если я приглашу представителей опекунского совета?

Губы старика искривились. На секунду на его лице отразилась борьба, происходящая у него внутри. Если бы он был чуть моложе, если бы не проклятое старое тело, он бы с удовольствием съездил кулаком по лицу этого надменного юнца и донес до его сведения, что никто, даже сам мэр, не посмеет обыскивать дом Фисе Коннора. Но он лишь немощный старик, у него нет сил вступать с кем-то в конфликт, тем более с главой города. Коннору не хотелось признавать, что он жил именно благодаря подачкам мэрии.

– Разве это милосердно – заставлять ребенка, который даже не может встать с постели, выходить на сцену? А если с ним что-нибудь случится, кто будет нести за это ответственность? Сам мэр? Или, может быть, ты, Андерсон?

Эти слова зародили в юноше сомнения. Он готов был помогать другим, но только если это не влекло проблем для него самого. Честно говоря, ему не очень хотелось терять место в мэрии из-за мальчика, которого он видел всего лишь пару раз. А вдруг по дороге на конкурс состояние ребенка ухудшится?..

Андерсон представил себе реакцию мэра. Возьмет ли он на себя всю ответственность? Юноша сомневался.

– Сначала я должен увидеть мальчика, а потом, в зависимости от его самочувствия, решу, как поступить, – произнес Андерсон решительно, будто у него и правда были такие полномочия.

Коннор не посмел возразить, поскольку не знал, насколько высокую должность занимает этот молокосос. Раздраженно выдохнув, он приказал слуге, который не сводил взгляда с Андерсона:

– Проводи его к сопляку, который именует себя то ли Антонио, то ли Анатолем.

По правде говоря, Андерсон не любил детей. У него было пятеро племянников, так что он прекрасно знал, сколько от них бессмысленного шума. Но когда он увидел мальчика, в страхе прижимающего к себе скрипку, в душе юноши проснулось сострадание, которое тут же сменилось жгучей ненавистью к старику. Еще никогда в жизни Андерсон не был так близок к тому, чтобы убить человека.

Тяжелая болезнь? А ведь Коннор даже не упомянул, чем именно болен его ученик.

Догадки Андерсона подтвердились: старик был чудовищем. Юноша поклялся себе, что обязательно спасет мальчика и сообщит в опекунский совет, что в доме происходит неладное.

– Привет, малыш. Ты меня помнишь? Я пришел, чтобы забрать тебя.

– Я вам не верю, – хрипло произнес Баэль, глядя на юношу безжизненными глазами. – Я больше не верю, что кто-то поможет мне.

Андерсон пристально смотрел на мальчика, а затем подошел и осторожно обнял.

– Понимаю. Прости. Я знаю, это трудно, но, пожалуйста, доверься мне.

Баэль промолчал, а затем слегка кивнул. Сердце Андерсона заныло.

Юноша вгляделся в лицо мальчика и, осторожно приподняв челку, обнаружил кровоточащую рану у него на лбу. Он еле сдержался, чтобы не выругаться последними словами, вытащил из кармана платок и осторожно прижал к ране.

«Я должен спасти его», – пульсировала в голове единственная мысль.

– В таком состоянии ты не сможешь выступать. Нам нужно в больницу.

– Нет, – в страхе закричал Баэль, хватая Андерсона за рукав. – Я должен выступать! Сегодня я должен быть на сцене.

Юноша пришел сюда именно за этим, но в таком состоянии мальчику нельзя было выступать. В звуках скрипки, которые услышал Андерсон, подходя к дому, звучала глубокая боль: малыш выплескивал свои страдания в музыку.

– Сначала мы пойдем в больницу, а потом можешь играть сколько захочешь.

– Нет! Я должен выступить именно сегодня. Мне нужно подарить публике свою музыку.

Ребенок умолял Андерсона взглядом, будто от этого выступления зависела вся его жизнь, и юноша понял: его ничто не в силах остановить.