Ледяной принц

— Ну-ну, сопляк, дрянь малолетняя… хорошую порку ты заслужил, но придется отложить, а то следы сойти не успеют. Зато пока я тебя за все выкидоны наказать могу даже лучше, а попка цела останется… Почти.

Он отстранился, но прежде чем я успел воспользоваться этим, резко рванул за лодыжку, практически стаскивая с кровати со своей стороны и разводя мне ноги. Раздался странный звук, и вдруг его пальцы коснулись меня ТАМ… мокрые. От слюны, наверное… Тряся головой, я заорал в полный голос, пытаясь выплюнуть «кляп» и извиваясь из последних сил, но другой рукой он крепко держал мою ногу. А потом я смог только широко распахнуть глаза, потому что в том, что принято культурно называть задним проходом, у меня впервые оказалось нечто постороннее.

— Не вздумай обгадиться, твареныш, языком убирать будешь!

Не обращая больше никакого внимания на мои трепыхания, которые и попытками к сопротивлению назвать-то уже было трудно, отчим деловито шуровал пальцами у меня в попе, преодолевая судорожное сопротивление мышц. Боль была адская, но когда пальцы сменил член, я вообще перестал существовать, превратившись в какой-то разорванный на клочки, раздавленный на ошметки комок сплошной боли.

В тот момент я уже не думал об унижении, о том, что меня насилуют, о том, как грязно, мерзко и т. д., что он со мной делает, вообще ни о чем не думал. БОЛЬНО! Не знаю сколько это продолжалось. По-моему, для такого вообще определение времени не существует. Я был почти в обмороке и весь горел, меня тошнило, а это все не кончалось. В какой-то момент он перевернул меня на спину, снова вогнав член до упора. Я уже не сопротивлялся, не просил, зная, что все бесполезно. Только стонал и плакал.

Рывки наконец замедлились, а шлепки сменились хлюпаньем, я осознал только, что меня наконец ничего не держит, и всхлипнул.

— Хорошая сучка, — отчим потрепал меня по щеке, — еще повторим.

И ушел продолжать веселье. Я слышал как кто-то, кажется его одноклассник и партнер Забелин участливо поинтересовался на весь дом:

— Витек, ты чего, озяб там?

— Нормально, небольшая воспитательная работа, чтобы мальчик лег в постельку.

Смех. Он-то и привел меня в себя. Я завозился, в первую очередь вытащив изо рта трусы и отплевываясь, зубами развязал пояс от халата на руках, и почти на четвереньках ломанулся в туалет. Там же, в обнимку с унитазом меня накрыло следующее ощущение — между ног все горело, зверски саднило и ныло, а еще было мокро и липко, как будто обделался… И вот тогда меня заколотило всерьез.

Я пополз уже в ванную. Увидев себя в зеркале — едва не шарахнулся: бледный, всклоченный, трясущийся, зареванный подросток с дикими глазами, горящими губами и щеками. Кое-как включил душ и стал отмываться, то и дело роняя мыло из дрожавших как у паралитика рук. Опять расплакался: от какой-то невероятно глупой детской обиды на то, что со мной случилось. Мылся и плакал, плакал и мылся.

Когда смог выползти обратно, услышал, что посиделки явно идут к концу, и — обомлел. Эта скотина явно был еще бодрячком, определяя кому из корефанов где спать. В ушах билось издевательское:

— Нравится, сучка? На! Нравится… Еще повторим.

Тело включилось раньше, чем отупевший, пришибленный мозг. Натянув первое, что попалось под руку, пока отчим пытался убедить «Костика», что спать на полу «не комильфо» в их возрасте, я прошмыгнул в коридор. Сунул ноги в кроссовки, содрал с вешалки куртку, и выскочил во двор через кухонную дверь. Проваливаясь в мешанину снега и грязи вдоль забора, добрался до калитки, и спотыкаясь по подмерзшим колдобинам двинулся к остановке.

Той маленькой части мозга, что еще функционировала, к счастью хватило, чтобы направиться не к трассе, а к железной дороге. Она была дальше от дома, но зато электрички начинали ходить раньше маршруток.

Собственно, я слабо представлял, куда ехать, просто подальше, но выбрал все-таки правильно. Наверное, какие-то инстинкты выживания еще не совсем задавлены в нас цивилизацией. Почему? Да потому что на лавочке автобусной остановки, к моменту появления первой маршрутки я «озяб» бы насмерть.

И так с электрички меня сняли уже в бессознательном состоянии (благослови боже брезгливую бдительность российской милиции ко всяким бомжам, наркоманам и пьяни!). Ангелы в серых фуражках доставили в больницу, и хотя документов при мне не было, но личность оказалось легко установить по справке со школы, прилагавшейся к проездному, где черным по белому было написано: «Антон Вешин, ученик 10-Б класса МОУСШ №», печать.

И вот уже в больнице, накачанный лекарствами по самые брови, я впервые осознал какой же я непроходимый идиот! Во-первых, я мог попросту закрыть дверь на защелку: ну, не стал бы он ее ломать, правда? И отлеживался бы в своей постели. Мог позвонить утром кому-нибудь из одноклассников, тренеру на секции, попросить о помощи. Элементарно дождаться прихода тети Вали.