Ледяной принц

И думал, чего я все-таки боюсь больше — славы истерика, клички пидораса или, что он снова сможет сделать со мной Это, даже если потом отправится далеко в Сибирь… Дело дошло до того, что я почти перестал появляться дома, все время после школы проводя на секции, а после просиживая в интернет-клубах, и изредка отсыпаясь у кого-нибудь из случайных пацанов-гамеров. У них не принято задавать лишние вопросы, если способен отладить «контру». Они сами ночные жители.

Я привык носить с собой мыло, зубную щетку, и смену белья. Зная наизусть часы работы тети Вали и отчима, я заезжал домой, только если очень было нужно. Стараясь не оставлять следов своего присутствия. Я не отвечал на телефон. Вырубил бы звук совсем, но иногда звонила мама. Слава богу, что хоть деньги она регулярно клала на каточку, так что с этим проблем не было…

Понятно, что при таком образе жизни учеба моя звучно покатилась под откос. Учителя словно соревновались в продолжительности нравоучительных бесед и количестве дополнительных занятий, единодушно признав, что я «попал в дурную компанию».

Знал бы кто, насколько дурную! Но я лучше бы умер, чем сказал кому-нибудь, так мне было стыдно.

И еще они очень злились, потому что большую половину занятий, — я посылал нах, любыми путями пропадая на тренировках почти до закрытия комплекса. Зато Казаков почти не орал на «золотого мальчика», даже когда у меня ничего не получалось…

А потом заново — клуб, комп, чья-то хата, утро, школа.

Мать вернулась перед самыми экзаменами, а я — вернулся домой. Отчим ко мне не лез, больше того, едва ли не демонстративно не замечал. Я… я отоспался.

5.

Мать вернулась перед самыми экзаменами, а я — вернулся домой. Отчим ко мне не лез, больше того, едва ли не демонстративно не замечал. Я… я отоспался.

Я почему-то был уверен, что пока она тут, я в безопасности. Жизнь возвращалась в норму, и я начинал верить, что еще чуть-чуть и все наладится само собой… Правильно: рохля! Наивный придурок!

Это случилось после первого экзамена. Я возвращался в приподнятом настроении: лето, солнце, я еще посидел с одноклассниками в кафешке в парке. Для меня стало полной неожиданностью, что он дома, а он как видно устал ждать более удобного момента. Когда отчим подступил ко мне в коридоре, я просто растерялся, чем он тут же воспользовался. Ему удалось прижать меня к стене и впиться в губы яростным поцелуем. Он держал меня за руки, и терся пахом о низ живота. Я пытался отпихнуть его, и в этот момент вошла мать.

Наверное, со стороны это действительно выглядело очень двусмысленно: я упирался в него плечом и головой, а он держал меня за запястья разведенных рук, ноги у меня тоже были раздвинуты, причем одно колено находилось как раз на уровне его бедра как будто я хотел забраться на него… Лица она видеть не могла, и я ее даже не заметил, еще больше растерявшись, когда отчим вдруг сам оттолкнул меня.

— Поздравляю, Маша! Твой сынок та еще блядь! — рявкнул он.

Я упал на пол от его толчка, да так и остался сидеть.

— Что здесь происходит? — очень ровным тоном поинтересовалась мать.

— То, что твой Антончик не теряет надежды забраться ко мне в штаны! Не терпится, сученок?

Где-то с секунду я только отчаянно хватал ртом воздух, а потом меня перемкнуло. Уж не знаю, что я хотел сделать, но я вскочил, бросившись на него.

— Ах ты мразь! Дрянь! Скотина! Врешь!

— Да? — отчим без труда оттолкнул меня обратно. — А может я вру, что ты и двух ночей подряд дома не ночевал? — он обратился к матери. — Да он из кожи вон лезет, чтобы под меня лечь, я тебе просто говорить не хотел. Сама понимаешь, не самая приятная новость.

— Сволочь, ненавижу! Мало того, что ты трахаешь мою мать…

Договорить я не смог, потому что получил сильнейшую оплеуху. Я умолк, прижимая ладонь к горящей щеке, в совершенном потрясении глядя на мать.

— Мама… — прошептал я, — это же не правда…

— Еще скажи, что мужику никогда в очко не давал, — издевательски бросил отчим.

— Сволочь… сволочь… ненавижу! — я почувствовал, что на глазах предательски выступают слезы. — Это же ты… ты!

— Во! И чуть что в слезы, как девочка…

А я и правда уже плакал — от невыносимой душевной боли так внезапно и подло, обрушившейся на меня. Ты, кажется, сомневался поверит ли кто-нибудь? Теперь можешь не сомневаться.

Мать с каменным лицом произнесла.

— Кажется, я действительно тебя распустила. Марш к себе!

До своей комнаты я еле дошел, даже не пытаясь слушать о чем они там разбираются между собой. Мозг просто отказывался осознавать произошедшее. Она поверила не мне, а этому ублюдку! Не может быть…

Когда вошла мать, я все еще ничего не соображал.

— Сотовый. Карту, — потребовала она.

— Мама… — я не мог собраться с мыслями, но безропотно отдал требуемое. — Подожди, я все расскажу…

— Я не хочу ничего слышать! — оборвала она меня. — Хватит того, что я видела! Твой отец не пропускал ни одной юбки вокруг себя, но я никогда не думала, что его сын станет бабой! Ты, кого я растила, ради кого…

Выходя, она добавила: