Ледяной сфинкс

– Да ничего он не говорил, – удрученно протянула Даша, косясь на куклу. – Третий день его не видно. А ведь обещал, что в четверг заглянет непременно.

– Так мы же переехали, – напомнила Амалия. – Может быть, еще не получил твою записку?

Даша упрямо мотнула головой.

– Мы переехали вчера, в пятницу, а четверг был до того.

Против такого довода решительно нечего было возразить.

– Даша, – мягко заговорила Амалия, – ты же знаешь, в жизни разное может случиться. А на обещания полагаться нельзя. Может быть, молодой человек просто забыл?

– Он вовсе не забывчивый, – возразила Даша, хлюпая носом еще громче. – Он, Амалия Константиновна, такой: если уж обещал, то сделал. Надежный. Да.

Амалия нахмурилась.

– Но в жизни не все от нас зависит. Что, если он просто заболел?

Даша распрямилась и посмотрела на хозяйку широко распахнутыми глазами.

– Вы думаете?

– Конечно, он мог просто простудиться, сейчас же зима, холодно. А тебе сообщать не стал, чтобы не беспокоить.

– Это на него похоже, – кивнула Даша, подумав.

– Ты знаешь, где он живет? – спросила Амалия.

– Конечно, барышня! Только вот… – Горничная замялась.

«Только вот прилично ли незамужней девушке по собственному почину навещать молодого человека», – хотела сказать Даша. Но Амалия и так все поняла.

– Я подумала, – рассудительно промолвила она, взяв в руки куклу и поправляя капор на ней, – что после обеда снова поеду за покупками, а ты поедешь со мной. Ну и… может, мы будем проезжать мимо дома, где живет твой студент. И ты просто сообщишь ему, что мы переехали. Вдруг дворник забудет передать твою записку… или твой друг заболел и не может ее забрать…

Даша просияла.

– В самом деле! Правильно, лучше уж я сама, а то мало ли что…

И, совершенно успокоившись, горничная выпорхнула за дверь.

Пройдясь перед обедом по квартире, Амалия с удовлетворением отметила, что та приобретает все более обжитой и уютный вид. Полы были начищены, окна вымыты, мебель кое-где переставлена так, чтобы было удобно новым обитателям дома. В гостиной Аделаида Станиславовна расставила на комоде фотографические карточки и повесила на стены несколько картин – портреты предков.

– Ну, – торжествующе спросила она у дочери, – что ты думаешь?

Амалия осмотрелась.

– Я думаю, что нам нужен новый ковер. А с люстры надо будет стереть пыль, но это потом. После обеда я снова еду за покупками. С Дашей.

– Мне нужны часы, – тотчас же встрял дядюшка. – И трость. И…

– Казимир, мы уже потратили на тебя рублей пятьсот, не меньше! – тихо напомнила Аделаида Станиславовна.

– Понял, – нахохлился тот. – Всегда знал, что в этом доме меня никто не любит! – Он вздохнул и потер свои маленькие ручки. – Так, а что у нас на обед?

В то время когда дядюшка Казимир уплетал жареного гуся и топил свою печаль в шато-лафите, Александр Корф отпустил извозчика у распахнутых ворот и двинулся дальше пешком. В саду он увидел подвижного и жилистого малого, который расчищал от снега дорожку. Это был Мишка, денщик генерала Корфа. Вокруг него с визгом бегали дети одной из служанок. Завидев Александра, они спрятались за Мишку. Тот всмотрелся в гостя из-под козырька шапки и так удивился, что едва не уронил лопату.

– Здравия желаю, ваше благородие! – весело прокричал Мишка и осклабился. – А мы вас и не ждали! В дом пожалте… Озябли небось с дороги?

– Отец у себя? – спросил Александр.

– Здесь, здесь, где ж ему быть!

Родители Александра давно разъехались – тихо, без ссор и скандалов – и зажили каждый своей жизнью. Мать осталась в Петербурге, где блистала, пока позволяли годы. А они, увы, уже не позволяли, однако женщина упорно не желала с ними мириться. Сын видел ее редко даже в детстве – занималась им она очень мало. Александр вообще подозревал, что был для матери обузой и что та с удовольствием забыла бы о его существовании. Еще бы – нелегко носить открытые платья и молодиться, когда твоему сыну уже за двадцать.

Что касается отца, генерала Корфа, то тоже нельзя сказать, чтобы он докучал сыну своим постоянным присутствием. Но когда был нужен, как-то незаметно оказывался рядом, и оттого Александр инстинктивно доверял ему больше, чем матери. Отцу первому он сказал, что намерен идти в военную службу, и ему первому сообщил, что собирается жениться. Впрочем, особой теплоты в их отношениях не было, и неизвестно, приехал бы Александр сегодня, если бы не воспоминание о вчерашнем, о горе крестного, который многим (да и ему самому, по чести говоря) казался холодным, самовлюбленным человеком. Александр никак не мог забыть, что на месте Льва запросто мог оказаться сам, и был отчего-то уверен, что мать не горевала бы по нему и пяти минут. Другое дело отец. При дворе Корфа-старшего считали ограниченным воякой, но Александру всегда казалось, что его отец – человек куда сложнее, чем кажется. Под простодушной, грубоватой маской генерала Александр нередко обнаруживал тонкий юмор, лукавство и знание жизни, совершенно неожиданные в старом служаке. Иногда у него возникало ощущение, что он так и умрет, не разгадав, каков же его отец на самом деле.