Ледяной сфинкс

Что же до Александра, то он видел следующее.

Девушка, которую молодой барон Корф никогда прежде не встречал во дворце, выскользнула из-за поворота лестницы. Незнакомку сопровождала какая-то тень в одежде лакея, но в то мгновение Александр вовсе не обратил на это внимания.

Незнакомка подняла голову, и из-под черных ресниц прямо ему в душу посмотрели карие глаза. В следующее мгновение в глазах заплясали смешинки, похожие на золотистые озорные огонечки, и с Александром произошло то, что вообще-то очень редко с ним случалось, – он смутился. Но у него все же хватило такта, чтобы посторониться, пропуская девушку.

Сверкнув глазами и улыбнувшись, та прошелестела платьем мимо и скрылась из виду в сопровождении лакея. И никто тогда не подозревал – ни девушка, ни Александр, ни даже цыганка с площади, – что этот взгляд, первый, которым они обменялись, останется с ним на всю жизнь и проследует за ним отсюда, из мраморно-золотого великолепия Зимнего дворца, через годы до самого конца – до чужого и чуждого Константинополя, где он будет умирать.

Глава 2 Нефритовый чертог

– Амалия Константиновна!

– Амалия!

– Племянница!

Горничная Даша всплескивает руками, мать всхлипывает и подносит к глазам уголок платка, дядюшка Казимир сияет, как фальшивая монета.

– Вернулась!

– Вернулась!

– Ах, моя дорогая! – И мать от избытка чувств заключает дочь в объятия, впрочем, стараясь при этом не помять ни ее, ни свое платья.

– Яков, вноси вещи… – распоряжается девушка. – Дядюшка! Вы бы помогли ему…

Все кончено, теперь она дома. Впрочем, дома ли? Унылое петербургское съемное жилье, окна смотрят во двор-колодец, а лестничная клетка так узка, что в голову невольно закрадываются мысли о самоубийстве. Денег в семье нет, нет совершенно, а тут еще дядюшка, который не привык ни в чем себе отказывать… Ну, ничего, она привезла хорошие новости, и отныне все будет совсем иначе.

– Тебя так долго не было! – сетует мать, заглядывая ей в глаза.

– Я послала вам телеграмму из Нью-Йорка. Разве вы ее не получили?

Нет, не получили. И мать, Аделаида Станиславовна, запинаясь, объясняет, что это же другая квартира… они ведь переехали – там, где жили раньше, плата была очень высока, и вот теперь…

Теперь кто-то начинает барабанить в дверь. И прорывается в дом, несмотря на то, что старый слуга Яков пытался не впустить незваного гостя. Впрочем, это вовсе не гость, а хозяин той квартиры, которую раньше снимала семья Амалии. Оказывается, что ее домочадцы банально сбежали оттуда, не заплатив.

Бывший домовладелец потрясает кулаком, грозит судом и кричит, что не позволит обирать честных людей. Судя по трем подбородкам и ширине его лица, честность вряд ли ему грозит, так что непонятно, ради кого он хлопочет.

Дядя Казимир, как всегда в щекотливых ситуациях, куда-то исчезает. Нет, он по-прежнему находится в комнате, но его не видно и не слышно точно так же, как если бы он укрылся под шапкой-невидимкой. Аделаида Станиславовна бледнеет. Вот, нате вам, – только что вернулась любимая дочь, и сразу же такое…

Но любимая дочь зовет горничную Дашу, та приносит сумку, из сумки вынимается новехонький бумажник русской кожи, а из бумажника – пачка денег.

– Мы вам должны, милостивый государь? Сколько?

Милостивый государь давится гневной тирадой. Глаза милостивого государя подергиваются масленой пленкой. Он потирает руки, бормочет, кланяется, просит прощения, мол, и в мыслях не имел никого обидеть. Еще три рубля и 10 копеек… Ах, теперь мы полностью в расчете! Позвольте ручку, сударыня… Если угодно, у него есть другие квартиры… Но Амалия обрывает его.

– Яков, проводи гостя!

И старый слуга с чувством огромного удовлетворения провожает домовладельца до дверей. Амалия оглядывается. Мебель старая, из обивки торчат лохматые нитки, потолок в трещинах… В душу закрадывается тоска.

Разве таким должен быть родной дом? Да и не дом никакой это вовсе, а так, скорлупа непонятно чьего существования, в которую они угодили по прихоти судьбы.

– Мы должны переехать отсюда, – объявляет Амалия. – Только сначала рассчитаемся со всеми…

Дядюшка Казимир издает какой-то булькающий звук. Но сестра опережает его.

– Моя дорогая… – осторожно спрашивает Аделаида Станиславовна, заглядывая дочери в глаза. – У тебя по-явились деньги? Откуда?

– Неважно, – отмахивается Амалия. – Главное, что они у нас теперь есть.

Мать морщит лоб. Спрашивает не совсем уверенно:

– Тебе заплатили в твоей… особой службе?