Ледяной сфинкс

– Я читал, – оборвал его Александр. – Затем за квартирой установили секретное наблюдение и задержали молодца, который туда явился. Что ж ваши люди были так нерасторопны, что дали ему открыть стрельбу из револьвера? Шесть пуль выпустил! А если бы он всех поубивал, что тогда? – сердито спросил император у психеи на часах.

– Не поубивал бы, государь, – почтительно, однако же с легкой улыбкой возразил Багратионов. – Револьвер был тульский.

Про дешевые тульские револьверы ходила поговорка: «Вот уж оружие! Захочешь застрелить неверную жену – попадешь себе в лопатку».

– А! Гм, ну тогда…

Александр кашлянул, попытался принять строгий вид, но не выдержал и рассмеялся. Смех, впрочем, получился нервный, однако император почувствовал некоторое облегчение.

– Квартиру, как я понял, нашли благодаря показаниям этого… выжившего бомбометателя? – отрывисто бросил он.

– Да, государь. Сначала-то юноша запирался, он-де несовершеннолетний, не подлежит наказанию и ничего не скажет. Но Адриан Спиридонович ему быстро разъяснил, что его действия подпадают под определение «государственный преступник», а это уже другая статья, и пощады там не жди. Тогда студент сбавил тон. В девятнадцать лет умирать не хочется, сами понимаете… Ну и Адриан Спиридонович ему папироску предложил, заговорил как с заблудшим дитем…

Как видим, версия генерала Багратионова существенно отличалась от того, что сам Адриан Спиридонович Горохов рассказал Амалии. Судя по всему, никакого раскаяния террорист вовсе не испытывал.

– Помилование, верно, посулил, – усмехнулся до того молчавший сенатор.

– Разве что забывшись, я полагаю, – отвечал Багратионов с тонкой улыбкой. – Не в его власти решать подобное, Андрей Петрович.

– А если бы террорист молчал? – бросил император. – Что тогда? Как бы вы вышли на его сообщников?

Багратионов вздохнул.

– Некая дама из особой службы доставила нам сегодня сообщение от осведомителя, – сказал он. – По нему мы бы все равно их нашли.

– Что за дама? – буркнул Александр. – И почему осведомитель не смог явиться сам? Чего испугался?

– Он не в том состоянии, чтобы бояться, государь, – спокойно ответил Багратионов. – Его убили.

Император насупился.

– Если дама из особой службы, то почему принесла сообщение вам, а не Волынскому? – допытывался он.

– Я полагаю, нелишне будет задать сей вопрос ему самому, ваше величество, – мягко отозвался Багратионов. – Особенно в свете данного письма…

В сущности, он приберегал этот удар для другого раза, но сейчас случай представился уж больно подходящий. Багратионов вытащил из кармана мятое письмо с адресом, написанным по-французски, и положил его на стол перед Александром.

– Донесение от парижского агента о готовящемся покушении на вашего отца, – пояснил Багратионов спокойно. – Господин Волынский прочитал его, скомкал и бросил в мусор, где я впоследствии его и нашел.

Александр, не отрываясь, смотрел на говорящего.

– И еще. Дама, которую я упоминал, дважды была у господина Волынского. Один раз – чтобы рассказать о свидетеле покушения, предоставившем чрезвычайно ценные сведения, другой – по поводу письма осведомителя. Оба раза господин Волынский… – тут Багратионов сделал крохотную, но, однако же, весьма эффектную фразу, – не проявил интереса.

– Действительный тайный советник Волынский, – доложил появившийся в дверях лакей.

И Багратионов развалился в кресле, ожидая, чем закончится маленькая партия, в ходе которой он, не сказав ни слова лжи, представил Волынского нерадивым, скверным слугой и вообще личностью, недостойной занимать то место, на котором она сидит.

Несмотря на военное звание, Багратионов не любил армию вообще и военных в частности, считая их прямолинейными и туповатыми. Куда больше его манила особая служба с ее хитросплетениями, где один удачно проведенный маневр мог обеспечить будущее Европы на много лет вперед. Но честолюбивому Багратионову вовсе не улыбалось мыкаться всю жизнь рядовым сотрудником. Генерал метил куда выше.

– А, здравствуй, Петр Еремеевич, – сказал император только что вошедшему советнику. Милостиво улыбнулся, однако же письмо развернул, быстро прочитал его и положил на стол поверх отчета Лорис-Меликова.

– Что-то вы подзадержались, Петр Еремеевич, – заметил сенатор, поглядев на часы.

– Это из-за охраны – герб на карете в темноте не разглядели, – отозвался Волынский. – Но я не в обиде. Лучше перестараться, чем плохо стараться. – И он насмешливо покосился на Багратионова, которого недолюбливал. – Когда ваше величество намерены перебраться в Зимний?

Даже если бы Волынский сделал это нарочно, он не смог бы найти более неудачного вопроса. Александр вздрогнул и переменился в лице.

– В Зимний я не поеду, – отрубил император. – Ни за что!

– Но ведь вы не можете оставаться в Аничковом, – заметил Волынский, удивленный горячностью государя.

– Почему не могу? – огрызнулся Александр. – Я тут у себя дома!