Ледяной ураган

"Сегодня уже вечер девятнадцатого ноября, н-да, в холодильнике мышь повесилась, ой, нет, только не мыши!" — перепугалась Таня, услышав в очередной раз шорох. Сегодня утром Таня пришла в магазин, чтоб купить баллоны и свечи, но ни того, ни другого уже не оказалось — всё было "разграблено" буквально у неё перед носом. Люди возмущались и плакали, оборачиваясь друг на друга. Какая-то женщина кричала: "У меня ребёнок, дайте хоть один баллон!". Упитанный мужичок лет сорока взял две связки баллонов, штук шестнадцать навскидку и обернулся, сказав: "Женщина, надо было раньше приходить!". Бабушки заходили в магазин и, узнав новые цены, выходили. Благо, у Тани была газовая раскладная печь, а иначе пришлось бы её брать аж по две тысячи. Но баллонов не было все равно, так что… Не оказалось в магазине и продуктов. Всё, что не скоропортящееся, тут же разобрали в первый час после открытия магазина, подпирая двери и создавая очереди ещё в семь часов утра. А всё, что быстро портилось без холодильника, протухло за ночь. Запах в магазине стоял трупный. Продавщица грязными руками и ножом от мяса нарезала остатки копчёной колбасы, цена за которую за ночь выросла вдвое, как и на всё остальное. Но на семь тысяч человек на острове Русском было всего четыре магазина на Подножье и парочка в других посёлках. И когда стало ясно, что мост закрыт, люди тут же начали сметать всё с прилавков, не смотря на откровенную обдираловку. Впрочем, обдираловка на Подножье, да и вообще на Русском острове почти всегда.

Больше всего Таню пугали три вещи. Первая — это то, что так как нет баллонов (единственный баллон она израсходовала за сегодняшний день, готовя макароны и нагревая воду на помывку, кипятя чай, пытаясь согреться) нельзя сделать питьевую воду, а бутилированной у неё осталось всего два литра. Воду в продуктовых также раскупили ещё рано утром в первый час, но она ходила в магазин семнадцатого ноября, за день до урагана, специально за водой, хлебом, маслом и приправами с яйцами. Само собой, тогда никто не знал о том, что будет ураган. Вторая вещь — это то, что на работу она не уехала вчера, в среду. Сегодня четверг. Завтра, двадцатого, пятница. И, само собой, она не сообщила о своём положении начальнику. Но надеялась (наивно), что в новостях уже передают о том как на Русском дела, и что Таню не уволят. Хотя, скорее всего уволят, даже не смотря на то, что это непредвиденная ситуация и вообще природный катаклизм. Третья вещь — у неё заканчивались наличные деньги, а проценты к зарплате, которые выплачиваются отдельно, должны будут выдать в понедельник, двадцать третьего ноября. Но переведут их на карту, если вообще переведут. А карты с некоторых пор стали просто пластиковыми и бесполезными — без электричества. Ещё сегодня утром и днём много людей создавали столпотворение около опустевших прилавков, показывая друг другу свои карточки, говоря, что у них нет налички. "Всегда носи с собой наличку, того, что у тебя нет в руках, того и нет вовсе" — всегда говорил Тане папа, как человек советской закалки, но Таня советов не слушала. Когда она сюда переехала восемь лет назад, то в глубине души она знала, что так когда-то случится: не только не придёт паром, не приедет автобус, но и вся земля рухнет, а морская вода будет вздыматься до неба. И вот этот день настал.

"Надо бы зайти к соседям, узнать что нового, взять хлеба и чай" — подумала Таня, в очередной раз коря себя за обособленность и стеснительность, из-за которой она мало общалась с островскими. И так редко делала запасы еды и прочего, так как надеялась, что она скоро переедет обратно на материк. "Может приедет мама? Нет, это вряд ли. Как? Амурский залив не замёрз ещё, мост закрыт, вертолёта у мамы нет… Ладно, как-нибудь доживу до понедельника" — думала Таня.

Вопль

По ощущениям часов в девять утра Таню разбудили крики плача. Они доносились с улицы. При отсутствии шума от работавших телевизоров, холодильников, стиральных машин, автомобилей и телефонов было слышно всё: начиная от шепота соседей, заканчивая разговорами на улице. А уж вопль услышать да через деревянные окна первого этажа — мёртвого поднимет.

Сон тут же отступил. Таня вскочила и посмотрела в окно. Никого. Но кто-то точно плакал, значит, что-то случилось. Какое-то стадное чувство охватило Таню, прежде избегавшую коллектива и отсиживающуюся на всех корпоративах, выпускных и прочих массовых сборищах, которые она считала только обязаловкой. Послышался топот по лестнице и голоса, говорящие наперебой, хлопание неработающей домофонной двери. И Таня тоже захотела пойти вместе со всеми. Она наскоро натянула брюки и свитер на пижаму, носки, впрыгнула в сапоги и куртку. Захлопнула дверь и выбежала. Около четвёртого подъезда стояла посреди двора бабушка лет семидесяти пяти. Она плакала, поднимая руки к небу. Двое молодых мужчин, лет тридцати, старше Тани буквально на несколько лет, подошли к пожилой женщине.

— Бабушка, что с вами? — спросил один.

— Вам плохо? — спросила Таня.

— Там мой… — она оборвалась на полуслове.